Мы просидели с мачехой до поздней ночи, я слушала ее рассказы о маленьком Стаське, о работе, о том, как здорово отец помогает ей с бизнесом, и даже не заметила, как уснула. И только увидев бьющий в окно солнечный свет, поняла, что наступило утро.
POV Стас
Чертов телефон не замолкал. Прихлопнув его подушкой, поймав ухом настойчивую вибрацию, я все же сдался.
– Да, – прохрипел в трубку, уже зная, что звонит Сашка. Отвернувшись к стене, натянул одеяло на лицо – не по-зимнему яркий свет из окна больно резанул глаза: – Савельев, какого хрена? Что ты забыл по этому номеру в такую рань?
Сашка рассмеялся. Сказал весело:
– Фрол, вы с Серым сговорились, что ли? Ты время видел? Два часа дня! Хорош спать!
Да, я спал. В первый раз за последнее время достаточно крепко, чтобы выбросить из головы скелетину и не видеть вконец измучившие меня сны. И сейчас еще не вполне был готов проснуться – эта ночь, проведенная за игрой в Counter-Strike, закончилась лишь под утро. Что же касается Воропаева… в последние дни наша дружба вконец разладилась. Кажется, мне вообще было плевать на то, что он существует.
– Савельев, или говори, что хотел, или…
– Или что? – снова заржал Саня, громко ответив кому-то рядом, что занят.
– Или отвали нахрен, пока я добрый, – я знал, что терпение – не его конек. Впрочем, как и мой.
– Ладно, говорю, – согласился друг. – Ты же, придурок, трубку бросишь, а мне потом отдувайся. Марк Степаныч просил передать, что срочно хочет тебя видеть. Хорошо бы ты в школе до вечера показался. Желательно с объяснительной на стол директора, иначе физрук пообещал нарисовать тебе такую семестровую, что взвоешь. Он вчера с твоим уходом совсем взбесился.
– Да пошел он…
– Да не в нем дело, Фрол! В справедливости! Я бы тоже взбесился! Скажи, ты совсем охренел у Марка посреди матча уйти? Нет, мы, конечно, замяли. Выехали на замене в последнем тайме, но, Стас…
– Саня, давай короче.
– В общем, на тебя не похоже, и Марк обижен. Да и ребята не поняли, если честно.
– Все сказал?
– Все.
– Тогда до вечера.
– Постой, Фрол…
Но отключенный телефон вместе с рукой уже нырнул под подушку, и я вновь попытался уснуть. Тщетно. Пролежав без движения минут пять, сдавшись, отбросил одеяло прочь. Если Саня рассчитывал меня разбудить – у него получилось.
Я знал, что скелетина в своей комнате, наверняка нянчится с ногой или сидит в кресле в обнимку с книгой, и спустился в кухню в одних боксерах, босиком, как любил расхаживать по дому всегда до ее приезда и замечания матери. Увидев на кухне отчима, поздоровался и только после того, как налил себе кофе и сел за стол, сообразил, что так и не услышал ответ.
– Привет, Батя. Чего один? Где наш директор? Что, снова без тебя умчала в магазин?
Я спросил это достаточно громко, чтобы быть услышанным, но отчим продолжал хмуро смотреть в окно, сунув руки в карманы брюк, кажется, заблудившись в собственных мыслях. Сообразив, что вряд ли получу от него ответ, – отвернулся. Иногда на Матвеева находил вот такой необъяснимый логике ступор. В такие моменты и я, и мать старались не трогать его. Я часто замечал, что он не слышит нас, но ему всегда удавалось вовремя очнуться. Только однажды он ушел из дому без вещей, в чем был, чтобы через несколько дней вернуться пьяным и грязным – мать простила, а остальное меня не касалось.
– Ладно, проехали, – я включил телик, бросив рядом пульт. Отвел от отчима косой взгляд. – Не маленькая, сама отыщется. Надеюсь, на работе ничего не случилось и итальянцы живы-здоровы, иначе ты бы точно знал.
Еще теплый обед для сына директор оставила на плите, но аппетита на рыбу не было. Вместо нее я прикончил три бутерброда с ветчиной и выпил две чашки кофе, заканчивая поздний завтрак, прежде чем отчим наконец отозвался. Заметил мое присутствие, тяжело опустившись на стул, положив на колени сжатые в кулаки ладони крепкого еще мужчины, уставившись в меня пустым взглядом. Своим неожиданным признанием заставив горячий глоток кофе колючим комком войти в горло.
– Если бы я мог точно знать. Если бы мог предвидеть, она бы сейчас была со мной. Иногда мне кажется: я ненавижу ее за то, что ушла. Так далеко, не оставив даже надежды. Не оставив ничего.
– Кто, мать?.. Батя, ты чего?
– Нет, Аня. Моя Аня. Была рядом, и вдруг ее не стало. Мелькнула вспышкой, как будто и не была моей никогда.
– А-а, – я отер рот, отставляя чашку. Ответил отчиму осторожным взглядом – я почти ничего не знал о его прошлой жизни. До этого момента он никогда не искал откровенности.
– Тогда я думал, много раз думал – сразу после аварии и потом, – что если бы у меня был выбор, если бы смерть дала мне право выбрать между женой и дочерью – я бы выбрал Аню. Мою синеглазую девочку. Вместе мы смогли бы все забыть. Мы могли еще быть счастливы столько лет, могли бы иметь детей… Каждый раз, когда я об этом думал, когда понимал, что ее больше нет, той жизни рядом с ней нет, воспоминания сжигали меня. Я бежал от них всю жизнь, пытался забыть, и вот они снова со мной. Здесь.