Двери открылись с трудом. Чекалин только заглянул внутрь машины, предоставив экспертам детально исследовать салон. Но и этого беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть главное — правое переднее сиденье, рядом с водительским, залито кровью, темная густая лужа и под сиденьем, на полу. На кресле шофера пятна лишь местами. Мимолетно отметив, что куда логичнее все выглядело бы, если бы было наоборот: как- никак не пассажир убит, а водитель. Лишь на секунду отвлекшись на эту мысль, Чекалин напомнил экспертам:
— Пальцы, ребята! На руле, на ручнике, на переключателе передач — любою ценой пальцы!
Следователь райотдела милиции при помощи работников ГАИ тем временем фиксировал свое, громко произнося каждую фразу для понятых:
— Деформированы переднее левое крыло, крыша салона, капот двигателя, бампер, нижний фартук... Разбиты стекло левой фары, правый указатель поворота и стекло передней правой двери... Под задними колесами автомашины имеются углубления в десять сантиметров, выброс почвы назад, что свидетельствует о том, что машина буксовала. Под левым задним колесом лежит свернутый пиджак...
Чудо из чудес! После такой аварии машина оказалась на ходу, и если бы не забуксовала — глядишь, и след ее давно бы простыл... Чекалину не терпелось повнимательнее разглядеть пиджак. Что принадлежит он бедняге Щербаневу, тут и сомнений нет; пуловер на нем был легкий, паутинистый, не мог Щербанев без пиджака быть, никак не мог, пусть и в отменно отоплива- емой «Волге». В пиджаке много чего интересного может обнаружиться — кошелек с деньгами, к примеру, водительские права, путевой лист, записка какая- нибудь, мало ли; отсутствие денег и документов тоже, положим, даст немалый материал для раздумий. Но и при этом, как ни уверен был Чекалин, что владелец пиджака не кто иной, как убитый таксист, он вовсе не исключал тем не менее, что убийца мог сдернуть пиджачок со своих плеч, не пожалел, пожертвовал им
ради того, чтобы опять выбраться на дорогу. Если так — тем больший интерес для розыска и следствия представляет собою этот невзрачный форменный, многократно свернутый и брошенный под левое заднее колесо мужской пиджак...
— Анатолий Васильевич! — подозвал Чекалина эксперт Федотов. — Есть пальцы! На баранке. По-моему, двух типов.
— Двух? — переспросил Чекалин. — Что ж, все верно. По крайней мере, двое держались за руль.
— Особенно хорошо читается, взгляните, вот этот след. Хоть в. пособие по криминалистике вставляй! — Федотов присыпал и впрямь до удивления отчетливый, выпуклый даже, рельефный (Чекалин подумал: палец- то, поди, в крови был, в крови!) след алюминиевым порошком, приложил к нему дактилоскопическую пленку, снял отпечаток.
Теперь можно было уже пиджаком вплотную заняться. Раз-два — взяли, раз-два — взяли, — так, враскачку, и стронули машину с места. Пиджак, прямо сказать, был в плачевном состоянии: весь в глине, разодран-,
ный — правда, не настолько, чтобы можно было не заметить четыре, строго по форме ножа, дыры сзади. Так что, хотя документов в пиджаке не было (ни денег, ни другого чего), эти страшные отверстия вернее любого документа удостоверяли принадлежность пиджака. Лишь одно непонятно было — почему пиджак, сам по себе, разумеется, не имевший в глазах преступника ценности, да еще с пустыми карманами, оказался здесь? В момент убийства (или — если быть совсем уж точным — в момент нанесения ножевых ран) пиджак был на Щербаневе, это бесспорно, но затем убийца, избавляясь от трупа, почему-то счел нужным оставить пиджак у себя, — странно! Ведь не мог же он предугадать, что через несколько минут машина свалится под откос и забуксует, не для того же, в конце концов, загодя снял с мертвеца пиджак, чтобы потом было что бросить под колесо?..
Оказалось, Исаев думал о том же.
— На кой ему пиджак-то сдался? — сказал он вслух.
— Может, не хотел терять времени — рыться в карманах? Оставил на потом? — Чекалин и сам не больно
верил этому своему предположению, но — нужно же хоть от чего-нибудь отталкиваться!
И точно: Исаев мгновенно отыскал уязвимое место:
— Позволь, а раздевать покойника — на это не нужно время? Уж не говорю о том, что все в крови... процедура крайне, я думаю, неприятная.
— Да, неувязка какая-то, — согласился Чекалин* но
про себя подумал, что, может, эта несомненная неувязка и является как раз чем-то определяющим в психологическом облике преступника. Если не особо вдаваться в дебри психоанализа, а только то взять, что на поверхности, и то улов немалый: окажись на месте убийцы
матерый какой преступник — едва ли стал бы возиться с пиджаком, из страха хотя бы испачкаться в крови. Да и рядом с постом ГАИ только по неопытности можно избавляться от трупа. Стало быть, не исключено, что для убийцы это — первое такого рода преступление; да, сказал себе Чекалин, такой поворот дела тоже надобно иметь в виду.