Только здесь

– Отцом Тео займется полиция. Главное, что Тео и его мать сейчас находятся вне дома и они в безопасности. Очевидно, она давно собиралась уйти, а исчезновение Тео просто стало последней каплей. Она владеет ситуацией и сделает так, как будет лучше для них с Тео. Пока они снова не встанут на ноги, они поживут с ее братом. Так что я… Мы уже ничем не можем помочь, Роуз, только оставить все так, как оно есть.

Пытаясь переварить услышанное, я пребывала в глубоком шоке. Я пыталась понять, почему Тео не рассказал мне о своей домашней ситуации. Что его остановило, отчего он не поведал мне нечто настолько важное? Мне нужно было на него надавить и заставить все это рассказать, мне следовало бы понять, что за его исчезновением стоит нечто куда более мрачное. И я должна была что-то предпринять. Я могла бы что-то предпринять. А теперь я чувствовала себя совершенно беспомощной и растерянной.

Почему он не мог просто сказать правду? В конце концов я нашла только одну возможную причину.

Он мне не доверял.

Теперь это очевидно. Он всего лишь хотел попросить у меня помощи, не больше. И хотя для этих целей я оказалась хороша, очевидно, я была недостаточно хороша для того, чтобы он стал рассказывать мне свои секреты. Он не доверял мне. Я была настолько наивна, что посчитала: он явился сюда, потому что поверил. Но, очевидно, он не уважал меня в достаточной мере, чтобы быть со мной честным. Я пришла к этому горькому выводу, решив, что он обратился ко мне только потому, что я была доступна. Глаза защипало от слез. Он пришел ко мне потому, что я была скучной и со мной было безопасно. Потому что он настолько мне нравился, что я как-то пригласила его на бал.

– Я просто… – попыталась выдавить я, но у меня пересохло во рту, и я не нашлась, что сказать.

Мама все еще внимательно за мной наблюдала. Я почувствовала, что она заметила блестевшие у меня в глазах слезы, и увидела, как она в задумчивости прикусила нижнюю губу.

– Тео никогда тебе не рассказывал? – спросила она.

Я покачала головой.

– Тогда почему ты согласилась ему помочь? – хриплым голосом спросил отец.

Я промолчала, на ум не шли никакие объяснения. Как будто мой мозг отключился. Я не двигалась и только смотрела в одну точку на стене, я перестала что-либо отражать.

– Ты… ты влюблена в этого мальчика, Роуз? – тихо спросила мама, словно она не хотела знать ответ. Казалось, она боится того, что я могу ответить.

– Нет! – воскликнула я, на автомате соврав.

Последовала пауза. Я почувствовала, что родители пытаются понять, о чем я думаю, как будто стараются определить «границы дозволенного», но так, чтобы я не взбесилась и не сбежала.

– Ну, так значит, он тебе нравится? Больше, чем как друг? – настаивала мама. Ее голос был мягким.

– Я не знаю, – я пожала плечами. Я почувствовала себя слабой, усталой, как никогда. Желание уйти из дома и найти Тео действительно пропало. Мне просто хотелось лечь спать и проспать целую вечность или, по крайней мере, пока не пройдет шок, пока я не переварю все эти новости. – Видимо, да.

В детстве, когда мы с Брентом не слушались, всегда случался скандал, родители орали, а затем несколько следующих недель отпускали язвительные замечания.

И лучше бы я выносила все это, чем то, с чем я столкнулась на следующий день, когда проснулась и пошла вниз: молчание.

Они сидели за барной стойкой и вместе завтракали, попивая кофе и читая газету. Они всегда делили газету на две половины, а затем менялись, дочитав свою часть, таким образом можно читать одновременно.

Я не ожидала, что они все еще будут дома; я думала, они к этому времени уже уедут на работу, чтобы избежать встречи со мной. Они больше не представляли, как со мной обращаться, это было ясно. А еще я втайне думала, что они не станут заморачиваться на всякую пустую болтовню с тем, чтобы призвать меня к дисциплине: не тогда, когда так заняты работой. Но казалось, что это часть наказания – заставить меня сидеть с ними и есть завтрак в то время, как они притворялись, что меня не существует. И это определенно сработало, пытка та еще.

В комнате было тихо, слышно только, как мы жуем, я – тосты, а родители – кашу. Время от времени отец прочищал горло или мама вздыхала над чем-то, прочитанным в газете, но, помимо этого, в комнате царило молчание. Холодное и недружелюбное.

Поев, я взяла свою тарелку и помыла ее. Затем я скрепя сердце развернулась и посмотрела на родителей. Они погрузились в чтение и не замечали ничего, кроме газет и еды.

– Я пойду собираться в школу, – сказала я, нарушая тишину. Я молилась, чтобы они хоть что-то ответили. Но они оба продолжали смотреть в свои газеты, а на меня даже не взглянули.

Я почувствовала, что мне на глаза наворачиваются слезы, но я проглотила обиду и пошла прочь. В конце концов, это из-за меня возник весь этот бардак, и на данный момент я даже не понимала, стоило ли оно того. На это мог ответить только Тео.