Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

Собрался синедрион, на который введен был Лисием узник – ап. Павел. Председателем синедриона был первосвященник Анания. Это был такой же высокомерный, преданный миру и маловерный саддукей, как и другие из ехиднина дома Анны, но он еще превосходил их своей жестокостью и ненасытной алчностью. С алчным бессердечием и жадностью он доводил низших священников почти до голодной смерти, лишал их принадлежащих им десятин, и вообще был таким хищником, что посылал своих слуг с дубинами на гумна для забирания десятин силой. Должность первосвященника он занимал в течение периода, который по этим смутным временам был необыкновенно продолжителен, хотя и прерывался его отсутствием, когда он в качестве узника отправлен был в Рим отвечать за свои преступные действия. При этом случае благодаря низким проискам он, по-видимому, выиграл свое дело; но впоследствии был низложен, и лишь немногие пожалели о нем, когда он был вытащен из водосточной трубы, куда он спрятался, и был убит разъяренными мятежниками.

И вот под предводительством такого-то первосвященника и заседал синедрион, собравшийся судить апостола. С детства привыкший благоговейно относиться к верховному судилищу народа и к его главе, апостол верил в его правосудие и хотел в речи объяснить свое положение. Став в обычное положение оратора, он начал свою речь словами: «Мужи, братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня». Но едва апостол высказал первое положение своей защитительной речи, как Анания с безобразной противозаконностью приказал приставам суда бить его по устам. Пораженный столь вопиющим оскорблением, столь незаслуженным насилием, ап. Павел устыдился за верховное судилище своего народа и, не стерпев столь грубого попрания всякой справедливости, воскликнул: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! Как! ты сидишь, чтобы судить по закону и вопреки закона велишь бить меня?» Присутствующие, по-видимому, изумлены были смелостью укора ап. Павла и сказали ему: «Первосвященника Божия поносишь?» Гнев апостола иссяк в этом мгновенном взрыве, и он тотчас же извинился с достоинством и самообладанием. «Я не знал, братия, – сказал он, – что он первосвященник», – прибавляя к этому, что если бы он знал это, то не обратился бы к нему с укорительным названием «стены подбеленной», потому что он всегда поступал по наставлению Св. Писания: «Начальствующего в роде твоем не злословь».

Когда улеглось вызванное этим случаем смятение, началось разбирательство дела, и сразу же оказалось, что члены синедриона по-прежнему главным образом разделялись на две партии: саддукейских священников и фарисейских старейшин и книжников. Последние были популярны и многочисленны, а первые богаты и могущественны. Ап. Павлу хорошо было известно, что эти две партии находились между собой в непримиримой вражде, которая смолкала только в присутствии предмета общей ненависти. Он знал также, что одним из главных предметов спора между ними был вопрос касательно невидимого мира и жизни за гробом. Видя поэтому, что он не встретит в этом суде ни справедливости, ни милосердия, он решил бросить между ними яблоко раздора и среди вавилонского смешения языков закричал: «Мужи, братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят!» Такое заявление тотчас же заставило фарисеев стать на его сторону, и они схватились с своими злейшими врагами – саддукеями и их главой первосвященником Ананией, который был так нелюбим фарисеями, что столетие спустя все еще ходили среди них рассказы о его насилиях и алчности. Тотчас же поднялся страшный шум гневных голосов, и книжники, которые держали сторону фарисеев, все поднялись для того, чтобы объявить ап. Павла невинным. «Ничего худого мы не находим в этом человеке; если же Дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу». Иудеи, даже эти знатные иерархи и раввины, опять выказали полную неспособность к самообладанию. Даже в священных пределах синедриона последовало столь сильное смятение, что ап. Павлу еще раз грозила опасность быть разорванным на куски, и на этот раз притом руками ученых и знатных лиц. Лисий, более и более изумляясь буйности иудеев, которые сначала с таким единодушием напали на Павла в храме и половина которых в синедрионе, по-видимому, теперь боролась в его защиту, порешил не отдавать своего согражданина ожидающей его позорной участи и приказал воинам увести его из синедриона. И там, в казармах чужеземных завоевателей, Господь опять явился своему мужественному апостолу и сказал ему: «Дерзай, Павел, ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».