Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

Через восемь или десять дней затем Фест возвратился во дворец в Кесарию и на следующий же день занял свое судейское место на трибунале для выслушания этого дела. Иудеи теперь уже нашли возможным обойтись без наемного адвоката, и судопроизводство превратилось в сцену запальчивого шума, в котором ап. Павел на многие обвинения против него отвечал спокойным отрицанием. Иудеи, с шумом окружая судилище, повторяли свои обвинения его в ереси, святотатстве и измене; но так как против него не выступало ни одного свидетеля, то ап. Павлу ничего не оставалось, как вновь изложить обстоятельства дела. В это время иудеи, по-видимому, точнее определяли сущность обвинения, именно, что Павел возбуждал смуту в иудеях рассеяния, причем старались запугать Феста, как некогда запугали Пилата именем кесаря (Деян 25:8).

Но Фест ясно видел, что имел перед собой неподсудное ему дело, так как весь вопрос касался предмета, который входил в область иудейского богословия, и что если бы даже была хотя капля истины в иудейских обвинениях, все-таки ап. Павел не был виновен ни в чем таком, что бы приближалось к уголовному преступлению. Желая положить конец этой сцене (а для достоинства благовоспитанного римлянина ничего не могло быть противнее этих воющих физиономий, сверкающих глаз и злобных выкриков презренных жидов), Фест спросил ап. Павла, желает ли он идти в Иерусалим и подвергнуться суду синедриона под его покровительством. Практически это было предложение перенести дело от римской юрисдикции к иудейской. Но ап. Павел очень хорошо знал, что он гораздо более мог рассчитывать на справедливость в руках римлян, чем в руках иудеев, преступления которых теперь приводили к гибели самый Иерусалим. Иудейские суды постоянно и с яростью обвиняли его; языческие трибуналы с такими судьями, как Галлион, Лисий, Феликс, Фест, даже такое чудовище, как Нерон, всегда признавали его невинным. Но ему уже надоели эти отсрочки, это яростное повторение клеветы, которую уже он опроверг десять раз; ему надоело быть яблоком раздора для взаимной вражды, равно как надоели и произвольные капризы областных правителей. Скучные казармы Кесарии для пламенной ревности Павла были столь же ужасны, как и мрачная тюрьма Махер для свободной души Иоанна Крестителя, и он жаждал выйти из этого томительного состояния. Он видел, что ему нечего было больше ожидать от первосвященников или прокураторов, и поэтому он воспользовался первым благоприятным случаем, чтобы избавиться от всего этого. Как римский гражданин он имел одно важное преимущество, именно то право обращения к кесарю, которое было одним из высших преимуществ римского народа. Ему стоило только произнести слово «арреllо» и на время должны были смолкнуть все враги, жаждавшие его крови. Он решил воспользоваться этим правом. Прокуратор был лишь тенью кесаря. Его предложение, по-видимому, было добросовестно, но ап. Павел предвидел его последствия. «Я стою, сказал он, – пред судом кесаревым, где мне и следует быть судиму. Иудеев я ничем не обидел, как и ты хорошо знаешь. Ибо если я не прав и сделал что-нибудь достойное смерти, то не отрекаюсь умереть: а если ничего того нет, в чем судьи обвиняют меня, то никто не может выдать меня им, – и затем он воскликнул: – Требую суда Кесарева» (Caesarem apello). Заявление это сразу должно было положить конец всему судопроизводству, и прокуратор утвердил это требование, торжественно произнеся: «Ты потребовал суда Кесарева, к Кесарю и отправишься». Таким образом великому апостолу народов скоро предстояло отправиться в столицу мира, куда он уже давно стремился духом, но отправиться в узах.