Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

«я» должно быть взято не в отдельной его ‹…› части рационального сознания, а во всей полноте его сознательной и подсознательной жизни. Но в этом случае ‹…› трансцендентальное «я» превращается в бессодержательную абстракцию, и единственной мерою бытия остается индивидуум с его ‹…› таинственными обращениями и чудесными экстазами[239].

Чудесные экстазы свойственны индивидууму как таковому, а не его литературным отражениям. Идеи надо оценивать по результатам, к которым они ведут, а результаты эти не только литературные, – повторял Лурье в «Русской мысли» исходную интуицию американского прагматизма. Русский редактор «Многообразия религиозного опыта» противопоставлял опыт протестантской Реформации, воспринятый через американский прагматизм, современным проектам православной реформы. Дмитрий Мережковский борется за религиозную реформу и объявляет литературу второй жизнью; но настоящих реформаторов, таких, как Кальвин, на вторую жизнь не хватало, замечал Лурье, потому что им «было не до литературы»[240]. Литература, и в частности литература о религии, не дополняет жизнь, а является ее частью; судить о литературе надо по качеству ее участия в практических делах. Социально-политические изменения требовали преобразования религиозной жизни, и духовные проекты надо оценивать в свете их вероятных исторических последствий.

Русский перевод Джеймса оказался в эпицентре дискуссии, которая бушевала вокруг «Вех». Как писал Бердяев в «Вехах», «кто знает, какая философия станет у нас модной завтра, – быть может, прагматическая философия Джеймса и Бергсона»; и правда, в 1911 году Бердяев называл «Многообразие религиозного опыта» «прославленной книгой»[241]. Среди множества свидетельств влияния Джеймса приведу менее известные. В конце 1909 года Корней Чуковский писал Петру Струве: «Читая теперь Джеймса „Многообразие религиозного опыта“, я наткнулся на имя Уота Уизмена (sic) и в сотый раз подумал: нужно написать о нем книгу»[242]. Питирим Сорокин вспоминал о том, что в 1910‐е годы переводы Джеймса – «Психология», «Прагматизм» и «Многообразие религиозного опыта» – использовались «в нескольких российских университетах в качестве основных учебников»[243]. «Многообразие религиозного опыта» было «со времен юности одним из любимых сочинений Выготского»[244].

Пророки

В мечтаниях и исканиях, связанных с религиозной реформой, элита столичной интеллигенции пыталась опереться на секты, издавна существовавшие в русском народе[245]. Когда два религиозных движения, интеллигентское и народное, вполне соединятся в одно, тогда произойдет революция, которая превзойдет протестантскую Реформацию и станет осуществлением апокалиптических пророчеств: «Тогда скажет весь русский народ вместе со своими избранными: Да приидет царствие Твое», – писал Мережковский[246]. Кем были эти «избранные»? Ответ на этот вопрос представлял не только этнографический интерес.

Самарский сектант Иван Чуриков прибыл в Петербург в 1894 году и стал проповедовать воздержание от пьянства. Он собирал алкоголиков вместе с их семьями на большие собрания, а там говорил всем и каждому нечто такое, что оказывало терапевтический эффект. Его последователи сформировали общину непьющих, которые называли себя «братцы». Хорошо знавший Чурикова и издавший его «Беседы» толстовец Иван Трегубов оценивал усилия «братцев» чрезвычайно высоко; по его словам, десятки тысяч людей избавились от пьянства благодаря Чурикову и его последователям[247]. Приятель Мережковского Дмитрий Философов подверг этот «страшно интересный», по его мнению, опыт собственному анализу. Ссылаясь на только что прочитанное им «Многообразие религиозного опыта», Философов объяснял, что в «братцах»

выявляется то, что бродит в бессознательной, стихийной психологии народа ‹…› В нашем церковно-политическом строе ничего нельзя понять, не считаясь с той психологией, которая из косноязычного братца создает бога, готового вознестись на небо[248].

В итоге он находил в Чурикове ницшеанского сверхчеловека и осуждал его как антихристианское явление. Между тем речь шла о вполне земном деле: народный целитель лечил от пьянства, пользуясь методами, которые были пригодны для этой цели. Обличая его с догматических позиций, Философов не замечал своих расхождений с Джеймсом.