Толкования Ветхого Завета

(2) Нечестивцы[801], недовольные государством наших предков, вечно поносящие и обличающие его установления, всходят на корабль своего безбожия по сходням речей такого рода: неуж-то Законы для вас по-прежнему исполнены высокого смысла, как будто в них — правила самой истины? (3) Да посмотрите: в пресловутых ваших священных книгах есть и такие предания, которые вчуже смешны и вам самим. Впрочем, нужно ли быть злокозненными крючкотворами и выискивать примеры по всему законодательству? Не проще ли взять то, что близко под рукой?

(4) Одно такое предание похоже на историю с Алоадами[802]. Как говорит великий и досточтимый поэт Гомер, они задумали взгромоздить друг на друга три самые высокие горы в надежде, что это сооружение, поднятое в эфирные выси, облегчит путь на небо желающим туда взойти. А в стихах это звучит так[803]:

Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолетий
Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо
Взять...

где «Олимп», «Осса» и «Пелион»[804] суть названия гор. (5) А у Законодателя вместо них — башня, которую строили тогдашние люди, по глупости своей и надменности пожелавшие коснуться неба. Не крайнее ли это безумие? Ведь даже если все континенты поставить друг на друга, подведя небольшое основание и соорудив нечто вроде колонны, то и тогда до эфирной области останутся расстояния и расстояния, что совершенно сообразно с мнением философов, исследующих природу и единодушно полагающих Землю центром Вселенной[805].

(6) А другое предание, родственное этому[806], — о языке живых существ — записано у мифографов. Давным-давно, там говорится, все живые существа, сколько их было, все рыбы и птицы имели один общий язык, и точно как у нас, когда грек говорит на одном языке с греком, а варвар — с варваром, так и у них каждый с каждым беседовал о делах своих и обстоятельствах, чтобы и в беде найти сочувствие, и радостью поделиться[807]. (7) Ведь, сообщая друг другу об удовольствиях своих и неудовольствиях, все они испытывали их совместно, что рождало общность характеров и чувств, но потом пресыщенность изобильными благами толкнула их, как это обычно и бывает, на путь страстного стремления к недостижимому. И вот снарядили посольство к богам просить о бессмертии: избавьте нас, дескать, от старости и даруйте вечную молодость — есть, мол, и среди нас, животных, одно пресмыкающееся, которому уже достался такой подарок[808], — это змея; ведь она, всякий раз сбрасывая старую кожу, заново обретает молодость, а это, дескать, нелепо, когда более достойное уступает менее достойному или все — одному. (8) Такая дерзость была, конечно, достойно наказана: все тотчас стали разноязыки, дабы с этих пор никто ни с кем не мог уже сообщаться из-за различия в наречиях, на которые распалось прежнее единство и общность.

(9) А Моисей, желая, дескать, быть правдивым, отделил разумных от неразумных, ибо засвидетельствовал общность лишь для людского языка. Но и это — всего лишь предание. А вот рассечение единого языка на бесчисленные наречия, которое Законодатель называет «смешением», произошло, говорят они, ради освобождения от грехов, чтобы люди не могли уже сговориться и совместно творить преступления, но чтобы стали как бы глухи друг к другу[809]... не брались за совместные дела. (10) Но людям это явно пошло не на пользу. Ибо, разделившись на племена и не владея больше одним наречием, они, тем не менее, опять преисполнили землю и море злодеяниями, подчас такими, о коих и поведать невозможно. Ибо причина совместных преступлений — не в речи, но в сходстве душевных стремлений к греху. (11) Вот безъязыкие: кивками, подмигиванием и прочими движениями и жестами они способны объясниться так же легко, как и посредством слов, не говоря уже о том, что порочность одного племени, имеющего не только общий язык, но общие законы и обычаи, бывает такова, что может перевесить грехи всего рода человеческого, (12) да и незнание чужих наречий ведет к тому, что тысячи и тысячи людей оказываются неспособны предвидеть нападение врага и терпят поражение, а знание, напротив, помогает отразить грозящие ужасы и опасности. Стало быть, общность наречий скорее благотворна, нежели губительна, поскольку и поныне ничто так не способствует благополучию жителей страны, в особенности коренных, как языковое единство[810]. (13) С другой стороны, изучив множество чужих наречий, человек легко располагает к себе всех владеющих ими, как будто уже доказал свою приязнь, ибо словесное общение — надежное свидетельство общности с людьми. Тем самым в них естественно рождается уверенность, что никакая смертельная опасность им не грозит. Так зачем же Он уничтожил одноязычие, как будто в нем — корень всех зол, хотя нужно было упрочить его как в высшей степени полезное?