Толкователь болезней

Это было типично для нее. Она предпочитала заранее готовиться к неожиданностям, и приятным, и досадным. Если в магазине ей нравилась юбка, то она покупала сразу две. То же самое с сумочками. Премии она складывала на отдельный счет в банке на свое имя. Шукумар не возражал. Его мать совершенно упала духом, когда умер отец, бросила дом, где Шукумар вырос, и вернулась в Калькутту, оставив сына улаживать дела. Ему нравилось, что у Шобы другой характер. Способность жены продумывать все заранее восхищала его. Раньше, когда она ходила в магазины, в кладовке всегда имелось несколько бутылок с оливковым и кукурузным маслом на выбор, в зависимости от того, какие блюда они готовили — итальянские или индийские. На полках лежали бесчисленные разноцветные упаковки макарон различной формы, мешки с рисом басмати, а в морозильнике — полутуши ягненка или козленка из мусульманской мясной лавки на Хеймаркет, нарубленные и разложенные в полиэтиленовые пакеты. Два раза в месяц по субботам они обходили лабиринты палаток и прилавков по маршруту, который Шукумар в конце концов выучил наизусть. Волочась позади жены под палящим утренним солнцем с холщовыми сумками в руках, он, не веря своим глазам, смотрел, как она накупает продукты, еще и еще, протискивается сквозь толпу, пререкается с мальчишкой, который пока не бреется, но уже потерял несколько зубов, как юный продавец складывает в коричневые бумажные пакеты артишоки, сливы, корень имбиря, ямс, бросает пакеты на весы и один за другим передает Шобе. Даже во время беременности ее не смущало, что все вокруг толкаются. Она была высокой, широкоплечей, с крутыми бедрами, которые, по заверениям ее акушерки, прямо-таки созданы для деторождения. По пути домой, когда машина катила вдоль изгибов реки Чарльз, они неизменно диву давались, как много набрали еды.

Запасы никогда не пропадали. Когда вдруг заявлялись друзья, Шоба умудрялась на скорую руку сварганить блюда, приготовление которых, казалось бы, требовало уйму времени. Она не использовала покупные консервы, а признавала только те продукты, что заморозила и заготовила сама, например маринованные перцы с розмарином или чатни с помидорами и черносливом, которое варила по воскресеньям, стоя у плиты и помешивая кипящий соус. Полки в кухне были уставлены пирамидами стеклянных банок с этикетками в таком количестве, что этих разносолов, как они оба соглашались, хватило бы не только детям, но и внукам.

Теперь супруги все это съели. День изо дня Шукумар, готовя пищу на двоих, опустошал полки с припасами — отсыпал рис, размораживал пакеты с мясом. Он внимательно изучал кулинарные книги жены и следовал карандашным заметкам: использовать две чайные ложки молотого кориандра вместо одной или красную чечевицу вместо желтой. Возле каждого рецепта стояла дата, сообщающая, когда они впервые попробовали это блюдо вдвоем. Второе апреля — цветная капуста с фенхелем, четырнадцатое января — курица с миндалем и изюмом из белого кишмиша. Он не помнил этих трапез, но все числа были вписаны ее аккуратным корректорским почерком. Шукумару понравилось готовить. Благодаря этому он чувствовал себя полезным. Потому что, если бы он не заботился об ужине, Шоба обходилась бы по вечерам миской хлопьев.

Сегодня, в отсутствие света, им придется ужинать вместе. Месяцами они накладывали себе еду у плиты, а потом он уносил свою тарелку в кабинет, ждал, пока пища остынет, и жадно пихал ее в рот. Шоба же шла в гостиную и поглощала свою порцию, одновременно просматривая телепередачи или выполняя с помощью арсенала цветных карандашей корректуру.

Позже вечером она заглядывала к нему. Заслышав шаги жены, он откладывал роман и начинал стучать по клавишам. Она клала руки ему на плечи и смотрела вместе с ним в голубой светящийся экран компьютера. «Не засиживайся допоздна», — произносила Шоба через минуту-другую и отправлялась спать. Это был единственный раз на дню, когда она искала общения с ним, и все же Шукумар стал бояться ее визитов. Он знал, что она принуждает себя заходить к нему. Жена с тоской осматривала стены комнаты, которую прошлым летом они украсили бордюром с марширующими утками и кроликами, трубящими в трубы и бьющими в барабаны. К концу августа под окном появились кроватка из вишневого дерева, белый пеленальный столик с бирюзовыми ручками и кресло-качалка с клетчатыми подушками. Перед возвращением Шобы из больницы Шукумар разобрал мебель и соскреб шпателем со стены уток и кроликов. Почему-то бывшая детская не угнетала его так, как Шобу. В январе, когда он прекратил посещать библиотеку и начал работать дома, он намеренно поставил свой стол здесь, отчасти из-за того, что эта комната его успокаивала, отчасти из-за того, что Шоба ее избегала.