Шукумар вернулся в кухню и стал открывать один за другим ящики стола. Он пытался отыскать свечи среди ножниц, мутовок, ступок и пестиков, которые Шоба накупила на базаре в Калькутте. Когда-то, когда она еще готовила, то давила зубчики чеснока и измельчала плоды кардамона. Он нашел фонарик без батареек и полупустую упаковку свечей для торта. В прошлом мае Шоба устроила ему на день рождения вечеринку-сюрприз. Сто двадцать гостей набились в их дом — друзья и друзья друзей, которых теперь супруги старательно избегали. В ванне во льду дожидались бутылки винью-верде. Шоба была на пятом месяце и пила имбирный эль из бокала для мартини. Она испекла ванильный торт с заварным кремом и украсила его сахарной вуалью. Весь вечер, обходя гостей, Шоба и Шукумар держались за руки, переплетя пальцы.
Начиная с сентября их единственной гостьей была мать Шобы. Она приехала из Аризоны и прожила с ними два месяца после выписки дочери из больницы. Каждый вечер она готовила ужин, ездила в супермаркет, стирала и раскладывала по шкафам вещи. Будучи женщиной религиозной, она соорудила небольшой алтарь на тумбочке в гостевой комнате — рамка с изображением лиловолицей богини и блюдце с лепестками бархатцев — и дважды в день молилась о появлении в будущем здоровых внуков. С Шукумаром она была вежлива, но не приветлива. Со знанием дела, приобретенным во время работы в универмаге, складывала его джемпера. Пришила недостающую пуговицу на зимнее пальто зятя и связала бежево-коричневый шарф, протянув ему подарок без малейших церемоний, словно он невзначай обронил его и не заметил. Теща никогда не говорила с ним о Шобе; однажды, когда он упомянул о смерти ребенка, она подняла голову от вязанья и сказала: «Но тебя даже не было рядом».
Весьма странно, что в доме не нашлось свечей, что Шоба не подготовилась к такому рядовому случаю. Шукумар огляделся — куда бы воткнуть свечи для торта — и остановил выбор на горшке с плющом, обычно стоявшем на подоконнике за раковиной. Хотя растение находилось рядом с водопроводным краном, почва так пересохла, что пришлось сначала полить ее, чтобы укрепить свечи в земле. Шукумар сдвинул в сторону загромождавшие кухонный стол горы писем, непрочитанные библиотечные книги. Он помнил, как они обедали здесь в первые дни после свадьбы, когда были невероятно счастливы, что поженились, что наконец-то поселились в одном доме, и постоянно тянулись друг к другу, больше склонные предаться любви, чем поесть. Он положил на стол две вышитые салфетки — свадебный подарок от дяди из Лакхнау — и поставил тарелки и бокалы для вина, которые обычно приберегали для гостей. Посередине водрузил плющ, чью звездообразную листву с белой каймой по краям окружали десять свечек. Потом включил радио на электронных часах и настроил его на джазовую волну.
— Что это ты задумал? — поинтересовалась Шоба, входя в кухню с обернутым вокруг головы толстым белым полотенцем. Она размотала полотенце и бросила его на спинку стула; темные влажные волосы упали на спину. Рассеянно направляясь к плите, она распутала пальцами несколько прядей. На ней были чистые тренировочные штаны, футболка и старый фланелевый халат. Живот ее снова стал плоским, стройную талию охватывал завязанный небрежным узлом пояс, подчеркивая широкие бедра.
Время приближалось к восьми. Шукумар поставил на стол рис, а вчерашнюю чечевицу поместил в микроволновку и установил таймер.
— Ты сделал
Шукумар быстро, кончиками пальцев, чтобы не обжечься, вытащил кусок баранины и ткнул его сервировочной ложкой, чтобы убедиться, что мясо легко отделяется от кости.
— Готово, — объявил он.
Свет погас, микроволновка звякнула, музыка оборвалась.
— Как раз вовремя, — проговорила Шоба.
— Мне удалось найти только свечи для торта. — Шукумар зажег восковые палочки в горшке с плющом и положил оставшиеся свечи и коробок спичек рядом со своей тарелкой.
— Не важно, — сказала Шоба, водя пальцем по ножке бокала. — Красиво.
Хотя было темно, Шукумар знал, как она сидит — немного выдвинувшись вперед на стуле, лодыжки скрещены у нижней перекладины, левый локоть на столе. Пока Шукумар искал свечи, в одном ящике он неожиданно обнаружил бутылку вина. Теперь он зажал бутылку коленями и вкрутил штопор в пробку. Боясь разлить вино, наполнил бокалы, держа их поближе к коленям. Они с Шобой накладывали себе на тарелки еду, размешивали вилками рис, щурили глаза, вынимая из мяса лавровые листья и гвоздику. Шукумар то и дело зажигал новые свечки и втыкал их в землю горшка.
— Совсем как в Индии, — заметила Шоба, наблюдая, как муж меняет свечи в импровизированном подсвечнике. — Там иногда электричество отключают на несколько часов. Однажды я была на рисовой церемонии,[1] которая полностью прошла в темноте. Малыш без конца плакал. Наверно, бедняге было очень жарко.