Толкователь болезней

Меню для вечеринки было довольно простым: ящик шампанского, самосы из индийского ресторана в Хартфорде и рис с курицей, миндалем и апельсиновой цедрой — Санджив все утро и половину дня готовил его на больших противнях. Раньше он никогда не принимал так много гостей и, волнуясь, что не хватит шампанского, вдруг собрался и поехал в магазин купить на всякий случай еще один ящик. По этой причине он сжег содержимое одного из противней с рисом, и пришлось ставить в духовку взамен него новую порцию. Искорка подмела полы и вызвалась забрать заказанные самосы; ей все равно надо было ехать на маникюр и педикюр в том направлении. Санджив намеревался спросить, собирается ли жена убрать паноптикум с каминной полки, хотя бы на время вечеринки, но она уехала, пока он стоял под душем. Она пропала на добрых три часа, и уборку пришлось заканчивать Сандживу. К половине шестого весь дом сверкал, ароматические свечи, которые Искорка купила в Хартфорде, освещали выставку на камине, а в горшках с домашними растениями горели благовонные палочки. Каждый раз, проходя мимо камина, Санджив содрогался, опасаясь, что гости будут удивленно поднимать брови при виде мерцающих керамических святых и солонки с перечницей в форме святых Марии и Иосифа. И все же он надеялся, что, потягивая шампанское и макая самосы в чатни, они не останутся равнодушными к симпатичным эркерам, сияющим паркетным полам, живописной винтовой лестнице, деревянной обшивке стен.

Первыми прибыли Дуглас, новый консультант фирмы, и его девушка Нора. Оба высокие и светловолосые, в одинаковых очках в тонкой металлической оправе и длинных черных пальто. Нора была в черной шляпе с изящными острыми перьями, подходящими к ее тонким заостренным чертам лица. Ее левая рука лежала в руке Дугласа, а правой она передала Искорке бутылку коньяка с красной лентой вокруг горлышка.

— Чудесная лужайка, Санджив, — похвалил Дуглас. — Нам свою тоже не мешало бы почистить, дорогая. А это, должно быть…

— Моя жена, Танима.

— Зовите меня Искорка.

— Какое необычное имя, — заметила Нора.

Искорка пожала плечами:

— Не особенно. В Бомбее есть актриса по имени Димпл Кападия. А ее сестру зовут Симпл.^[13]

Дуглас и Нора одновременно подняли брови и медленно закивали, словно старались уяснить абсурдность этих имен.

— Рады познакомиться, Искорка.

— Наливайте себе шампанского. Его у нас море.

— Можно вопрос? — произнес Дуглас. — Я заметил у дома статую. Разве вы христиане? Я думал, вы индийцы.

— В Индии есть и христиане, — ответил Санджив, — но мы к ним не принадлежим.

— Прекрасный наряд, — сказала Нора Искорке.

— А у тебя потрясающая шляпа. Хотите, проведу для вас экскурсию по дому?

Звонок тренькал снова, снова и снова. Казалось, за считаные минуты дом наполнился людьми, разговорами и неизвестными запахами. Женщины были на высоких каблуках и в тонких чулках, в коротких черных платьях из крепа и шифона. Они отдавали свои накидки и пальто Сандживу, и он бережно вешал их на плечики и убирал в просторный шкаф, хотя Искорка предлагала гостям бросать вещи на оттоманки на террасе. Некоторые индианки надели свои самые нарядные, отделанные золотой филигранью сари, спускавшиеся элегантными складками с плеча. Мужчины были в пиджаках с галстуками и пахли цитрусовыми ароматами лосьонов после бритья. По мере того как гости переходили из одной комнаты в другую, на длинном столе вишневого дерева, раскинувшемся вдоль всего коридора на первом этаже, росла гора подарков.

Санджив терялся из-за того, что столь много людей проявили о них такую заботу, собрались ради него, его дома и его жены. Подобное случилось с ним в жизни только однажды — в день свадьбы, но то было совсем другое дело: сегодняшние гости не являлись членами его семьи, знали его лишь поверхностно и в определенном смысле не имели перед ним никаких обязательств. Со всех сторон сыпались поздравления. Лестер, еще один сотрудник, предсказал, что Санджива назначат вице-президентом не позже чем через два месяца. Все жадно поглощали самосы и исправно любовались свежепокрашенным потолком и стенами, вьющимися растениями, эркерами, живописью по шелку из Джайпура. Но больше всего их восхищала хозяйка дома: и ее парчовый шальвар-камиз цвета хурмы с глубоким вырезом на спине, и венец из белых лепестков роз, хитро намотанный вокруг головы, и жемчужное ожерелье с сапфиром посередине, сказочно ее украшавшее. Под лихорадочные джазовые мелодии, выбранные под присмотром Искорки, все собрались вокруг нее расширяющимся кругом и смеялись над ее шутками и замечаниями, в то время как Санджив приносил новые самосы, которые держал в духовке, чтобы они не остыли, и лед для напитков, с некоторым усилием открывал бутылки шампанского и в сотый раз объяснял, что они не христиане. Искорка водила гостей группами вверх и вниз по винтовой лестнице, показывала задний двор и ступеньки, ведущие в подвал.

— Твои друзья пришли в восторг от плаката в моем кабинете, — с ликованием сообщила она мужу, положив руку ему на поясницу, когда их пути случайно пересеклись.