Я поднимаю взгляд, чтобы убедиться, но ясно, что он получает удовольствие. Мышцы снова сжимаются, и я медленно глажу его, по-настоящему очарованная. Когда напряжение внутри него спадает, я вытаскиваю палец и кладу его в рот, наслаждаясь этим вкусом.
Теперь моя очередь ругаться.
— Срань господня. На самом деле это на вкус как…
Его щель пульсирует, открываясь и закрываясь, вытекает светло-коричневая капля, и я ловлю ее языком. Лисандер фыркает, его бедра сильно напрягаются, и я отстраняюсь, причмокивая губами. — Ты на вкус как подливка.
— Даааа, — говорит он, растягивая звук, в то время как его массивный член подергивается в моей руке.
— Есть еще какие-нибудь особенности, о которых мне следует знать? — спрашиваю я, просовывая мизинец в его щель до костяшки.
— Черт! — рычит он, двигая бедрами. — Д-да. Мне нравится… о, черт… чтобы меня шлепали по яйцам.
Я замолкаю, недоверчиво поднимая глаза.
— Так вот почему ты был таким твердым весь день? Потому что я тебя пнула?
Он фыркает, обхватывая мою щеку ладонью.
— Я сказал шлепать, малышка Джуд. Пинки мне не нравятся. Я возбужден, потому что почувствовал твой запах, и поэтому должен тебя трахнуть.
Я пожимаю плечами и глажу его вверх-вниз, пытаясь осознать это. Я знаю, что он рассказывал мне об этой штуке с ароматами, но мне все еще трудно уложить это в голове. Если он мазохист, возбуждающийся от того, что я пинаю его по яйцам? Да, гораздо правдоподобнее. Хотя, все еще ненормально.
— Тогда ладно, — говорю я без особой уверенности, прижимая раскрытую ладонь к его мошонке. Я чувствую его яйца внутри, идеально круглые и теплые, и медленно провожу по ним рукой. Не знаю почему, но идея шлепать по ним довольно привлекательна.
Я много страдала из-за мужчин, а яички — один из ключевых атрибутов мужественности. Конечно, я хочу дать им пощечину. А если ему это нравится? Беспроигрышный вариант.
— Ты уверен? — я поднимаю взгляд, сдерживая свое возбуждение, потому что, черт возьми! Перспектива минета, и до этого достаточно привлекательная, внезапно становится восхитительной. Это намного больше, чем обычные трения и посасывания. Я взволнована и, да, возбуждена. У меня никогда не было мужчины, который был бы так открыт в том, что ему нравится. Так доверчив. У меня от этого кружится голова.
— Совершенно уверен, — говорит он, его горячее дыхание обдувает мое лицо. — Пожалуйста. Это не займет много времени. Я почти…
Я несильно шлепаю его по яйцам открытой ладонью, и он стонет, запрокидывая голову.
— Вот так? — спрашиваю я, не в силах сдержать усмешку, когда он дергает одной ногой, его тело сотрясается.
— Черт! Да. Ты могла бы… немного жестче. Сделай это снова.
Его щель открывается и закрывается, выпуская соус-преэякулят, который стекает по его члену, и, черт возьми, я голодна. Поэтому я втягиваю кончик в рот, погружаю язык внутрь, когда он стонет, и снова шлепаю его. На этот раз у меня меньше возможностей дотянуться, потому что мне неудобно прижиматься лицом к его члену, но моя рука все равно издает приятный мясистый звук.
Лисандер подскакивает от удара, заполняя мой рот, и я снова шлепаю, в то время как его мышцы сжимают мой язык. Все это так странно. Я не думаю, что на самом деле смогу скоординировать все, что ему нравится, в плавный ритм с первой попытки, но мои случайные прикосновения языком и шлепки, кажется, работают просто отлично.
— О, черт возьми!… Малышка Джуд. Еще раз. Еще один раз, и я кончу.
Я хмурюсь, немного разочарованная, потому что какая-то часть меня хочет еще поиграть. Я массирую его яйца, слегка сжимая, и высасываю из него побольше подливки, в то время как моя свободная рука поглаживает его ствол. Его мускулистые, покрытые шерстью ноги по обе стороны от меня дрожат, а бедра подергиваются вверх-вниз. Его дыхание такое громкое, что наполняет комнату, и когда я выпускаю его член из рта и протискиваюсь указательным пальцем внутрь, он издает восхитительный стонущий звук.
— Ты в таком беспорядке, — говорю я с благоговением, поднимая глаза и нежно поглаживая его по яйцам, удерживая последний шлепок. Черт, это весело. И горячо. Теперь мои бедра по-настоящему мокрые.
— П-пожалуйста, Джуд, — говорит он таким несчастным голосом, что у меня в груди внезапно возникает горячее чувство.
Он чудовище. Восьми футов ростом5
, с рогами, пушистый и массивный, а вдобавок ко всему могущественный и богатый… И он полностью в моей власти.Всю свою жизнь я плыла по течению, двигаясь с одного места на другое силой решений других людей. Мы были бедны, и папе приходилось много переезжать по работе, когда у него еще была работа, и хотя было несколько красивых мест, где я отчаянно хотела поселиться, мы так и не смогли этого сделать. Я была куском отбросов, носимым течением, и оставалась такой, пока росла. Даже сейчас я не могу принимать решения сама за себя. Долг моего отца буквально определяет мою жизнь и смерть даже после того, как он умер.