Толстая книга авторских былин от тёть Инн

Обиделась я, красна девушка,

развернулась и ушла.

Но гусельники развесёлые

ещё долго пели о бабах русских,

об языках их злющих

да характерах вредных.

А о чём им ещё петь,

мужикам то старым?

О нас, дураках, попе и попадье

Маленькая пьеса для маленьких людей.

А большие люди большие деньги гребут

да на нас кладут,

ну… может быть, ложат.

Зато их совесть не гложет!

На ярмарку много дорог.

— Почём нынче горох?

— Десять пощёчин!

— Дорого очень!

А бобы?

— Мимо ходи!

Но мимо ходить мы не хотели,

гусёнка себе присмотрели,

приглянулся нам поросёнок,

телёнок, козлёнок, курёнок,

позолоченный самовар

да прочий необходимый товар.

Но нас почему-то гнали,

говорили:

— Вы денег не дали!

Но про деньги мы не слыхали,

мы привыкли дровами, грибами,

жиром медвежьим

и даже работой прилежной.

— Держи векселя надёжные:

долги наши прошлые!

Но зачем же по нам кочерёжкой?

Лучше расписной ложкой,

а ещё бочкой с пивом,

чтоб мы стали совсем красивы!

— А ну валите отсюда,

и без вас тут народу запруда!

Вдруг откуд-ниоткуда поп

широченный такой идёт,

всех животом раскидывает!

Люд тощий ему завидует.

Подползает поп до прилавка,

смотрит (пущай, не жалко!)

и говорит устало:

— Мне вон тех дураков не хватало! —

и на нас пальцем тычет.

Васятка малой уже хнычет.

Хнычь не хнычь, а у попа веселее!

Мы за грош продались скорее

и бегом за хозяином следом

к самому, что ни есть, обеду.

Наелись, поп танцевать нас заставил,

еле-еле в живых оставил:

спели, сплясали, поели,

снова сплясали, повеселели!

Так прошло лет десять, наверное,

по застольям да по тавернам.

А когда мы песни уж еле мычали,

то за собой замечали,

что на лавках больше не помещаемся.

Или дюже к себе придираемся?

Но попадья говорила:

— Зачем дураков раскормила?

А сама тощей коромысла!

И вот, всё это осмыслив,

решила она нас прогнать.

Да Васятка успел сказать

попу веское слово:

— Изменяет тебе Прасковья

со звонарём Антошкой!

Поп побил жену немножко

и та сразу смолкла.

Так и жили мы чи зайцем, чи волком,

пока не пришла беда.

Заголосила как-то утром попадья:

— Пропала у меня сковорода!

Искали ржавую, орали и вопили.

Затем слух по Руси пустили,

мол, живёт в Московии попадья,

и пропажа у ей — сковорода.

А на самом то и деле

мы сковородку эту съели.

Переваривалась суровая долго,

плотом вышла. По Волге

сплавилась вниз куда-то.

Но с тех пор виновато

на попадью мы смотрели,

когда яишенку ели.

Но попадья дело так не оставила,

семье ультиматум поставила,

мол, в хозяйстве нужна

новая сковорода!

* * *

А на ярмарку много дорог.

Поп с дураками прёт,

подходит к торговым лавкам.

Товар лицом ему кладут (не жалко)!

Поп спрашивает:

— Почём сковородки?

— Три рубля.

— Дорого очень.

— Остаток на чай.

— Не серчай, но на водку!

Продавец щурится:

— Её тоже в охотку.

— Чтож, придётся брать по три рубля,

нужна жене сковорода.

Так расступись же, народ,

поп с дураками прёт!

А и задавит кого ненароком,

так его ж родню и обложит оброком:

— Налог на смерть, понимаешь?

Мы попу завсегда киваем,

даже когда он нас матом:

— Народ, он кругом виноватый,

даже ежели пашет прилежно

иль бурлачит по побережью.

Куда сковородку дели?

Мы немножечко оробели.

И были мы так наказаны:

к его колокольне привязаны.

Да, да, прямо к колоколам.

Поп отгулы дал звонарям.

Дин-дон, дин-дон,

колокольный этот звон

сделал нас совсем глухими

и на левый бок кривыми.

А попадья на мужа ругается:

— Дураки ж по хозяйству стараются!

А кривых как работать заставишь?

— Промеж глаз кулачищем им вдаришь,

и пойдут натирать сковородки:

ходка за ходкой.

Попадье такой расклад не нравится.

Ходит по двору, убивается:

— Глухим, что ни скажешь, кивают

и ничегошеньки не понимают!

Придётся их гнать взашей.

— Винца напоследок налей!

У попа жизнь была хороша,

об еде не болела у нас голова.

* * *

И пошли мы искать свой слух,

выспрашивать у старух.

Но старухи нас не понимали,

головами на лес кивали.

Эх, по лесу мы шлялись долго,

добрались до самой Волги,

а там и до гор Урала.

Лешего повстречали.

А тот марево марит,

и смело так нам гутарит:

— Здесь нельзя забавляться,

спугнёте лису. Лиса зайца

не завалит. Вот будет худо!

Вы идите, идите покуда.

— Покуда, это куда?

— А туда, ребятки, туда! —

и показывает на Кудыкину гору.

Да что же это такое?

Побрели мы до той горы.

Леший с нами, чёрт побери!

А Васятка, он не дурак,

думать думу мастак,

говорит нам всем:

— Давай по-хорошему,

от простого пройдёмся к сложному.

Раз у нас ни здоровья, ни слуха,

поможет нам лишь проруха.

А Леший вдали телепается,

всё ниже к траве пригибается,

прислушивается к земле:

не скачет ли кто на коне,

на ступе ли кто не летит,

а может лаз где прорыт

до самого дальнего царства,

заморского государства?

* * *

Вдруг Васятка в норку провалился,

мы за ним, ну чтобы он не злился.

И Леший, не крестясь, туда же:

— А вдруг там пловом обяжут?

А летели мы вниз ни много ни мало,

в Виево царство попали.

Сидит там Виюшка, правит,

медь на олово плавит,

гномы ему прислуживают,

да дюже так!

Вий говорит:

— Чего надобно, смерды?

Дурак Васятка сказался первым:

— Потеряли мы слух, окривели,

и об жизни мирской сомнений

накопилась целая куча!

Вот кто на белом свете круче:

батюшка поп или бог?

Вий:

— Я б в этом вопросе помог,

но ни черта не вижу.

А ежели я лавой брызжу

из гор могучих,

то я всех круче!

А Леший ему: