Толстяк

Многое отдал бы я, чтобы почувствовать на своем плече руку Баси Осецкой, чтобы это ко мне она обращалась таким сочувственным и задушевным тоном. Отвернувшись от остальных, я достал из портфеля листок бумаги и торопливо написал на нем: «Владек! Я должен с тобой поговорить. Буду ждать внизу в туалете». Воспользовавшись минутой, когда никто не обращал на нас внимания, я сунул ему записку и вышел из класса.

Придет или не придет?

В туалете стоял густой запах карболки. Кроме меня, там никого не было. Я подошел к окну и какое-то время бессмысленно оглядывал школьный двор.

— Чего тебе надо?

Пришел. Почему? Ведь будь у него абсолютная уверенность, что я намеренно подложил ему такую свинью, он наверняка не пришел бы. А раз пришел, значит, все-таки…

— Знаешь, Старкевич, я просто должен кое-что сказать. Поверишь ты мне или нет — твое дело.

— Ладно, не тяни, у меня нет времени.

С чего начать? Нужные слова моментально вылетели у меня из головы. Вдыхая резкий запах карболки, я бессмысленно уставился на белый кафель стены.

— Ну?

— Мне наплевать на то, что думают остальные, — сказал я. — Важно, чтобы ты сам знал. Владек, клянусь тебе чем хочешь — своей жизнью, жизнью своих родителей, — ты неправильно расслышал. Может, я слишком тихо шепнул, может, неразборчиво. Халас был рядом, и я боялся, ты сам его знаешь. Никто не пришел тебе на выручку, вот я и решил…

Он некоторое время стоял молча. Трудно было ему вот так, сразу, отказаться от своих подозрений. Но теперь он уже смотрел на меня немного иначе. По-видимому, мои слова затронули в нем какую-то струну. Я видел, что он колеблется.

— А почему это именно ты решил вдруг помочь мне? — спросил он. — Почему? Ведь я дразнил тебя!

— В тот момент я как-то не думал об этом. Видел, что тебе трудно, вот и… не выдержал.

Он снова помолчал, потирая пальцами подбородок.

— Министр… коммунист… да, звучит это похоже, — задумчиво произнес он. — Можно и спутать…

— А сам-то ты уверен, что хорошо слышал?

— Не знаю… Вообще-то я, скорее, пытался разобрать смысл по движению губ. Мне казалось, что ты говоришь «коммунист».

— Вот видишь — казалось. Значит, ты не был уверен полностью?

— В том-то и дело. — Он честно пытался восстановить в памяти весь эпизод. — Нет, пожалуй, я не был уверен. Вернее сказать, это я теперь уже не уверен: мог и перепутать.

— Спасибо тебе, Владек, — сказал я тихо. — Ты и не представляешь, как мне нужно, чтобы ты поверил. Я не вру.

— Да ладно уж! — Он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой. — Раз так получилось, то чего тут толковать.

Он повернулся к выходу, но я придержал его.

— Если хочешь… я пойду к твоему отцу. Объясню ему, как было дело. Скажу, что я во всем виноват.

— Да нет, не нужно. — Он махнул рукой. — Баська все это как-нибудь утрясет — она знает, как нужно разговаривать с моей мамой. Ну а теперь — пока!..

И я остался один. Прислонившись пылающей щекой к оконному стеклу, я постоял так, наслаждаясь его приятной прохладой.

Велосипед уже недели три стоял заброшенный в сарайчике. Я на нем не катался. Яцек — тоже. Это надо было как-то решить.

Столкнувшись случайно с Яцеком на лестнице, я заметил, что он чувствует себя неловко.

— Привет, — сказал я ему как ни в чем не бывало. — Хорошо, что мы встретились. Нужно решить с велосипедом.

Мы вышли во двор.

— Можешь кататься на нем сколько хочешь, — сказал он, стараясь подделаться под мой тон. — Мне он уже надоел.

— Нет, так не пойдет, — усмехнулся я. — Велосипед общий, тут уж ничего не поделаешь. Предлагаю пользоваться им по неделям: одну неделю ты, а другую я. Идет?

— Можно и так, — вяло согласился он. — Мне все равно.

Ему явно не терпелось поскорее закончить этот разговор. Он вертелся и так и сяк, избегая встретиться со мной взглядом. А я никак не мог избавиться от недоумения: неужели какой-нибудь месяц назад этот парень был моим лучшим другом? Казалось, передо мной стоит его двойник, какой-то удивительно похожий, но совершенно другой человек. Я даже поймал себя на том, что все время думаю о Яцеке в прошедшем времени: так думают о давно умершем или навсегда уехавшем человеке. С жалостью, с грустью, но без особой боли. Я достал из кармана монетку и подбросил ее вверх.

— Орел! — крикнул Яцек.

Мы одновременно посмотрели на землю: монета лежала решкой кверху.

— Первая неделя моя, — сказал я.

Подобрав монетку, я хотел идти. Я договорился с Маем о встрече. Мы должны были сыграть несколько партий в шахматы, мне очень понравилась эта игра, и я уже делал некоторые успехи. Май ждал меня у себя дома.

— Мацек!..

Я неохотно приостановился. Мне не очень-то хотелось рассусоливать с Яцеком.

— Ты можешь вообще взять этот велосипед — насовсем… Мне он не нужен. Хочешь?

Я почувствовал неприятный привкус во рту, как будто раскусил что-то горькое.

— Нет, не хочу, — отозвался я. — С меня хватит и каждой второй недели.

— Мацек, послушай!.. — Он снова попытался задержать меня. — Здесь мы ведь можем по-старому быть друзьями… как раньше… так ведь?

Я деланно рассмеялся:

— Здесь!.. А в школе, значит, будем делать вид, что не знаем друг друга! Да? Тебе бы так хотелось?