Толстяк

— Однако должен сказать, что ты поступил неправильно, отказавшись от должности старосты. Ты сдался без борьбы. Тут открывались широкие возможности и для тебя, и для класса.

— Так ведь поднялся смех…

— Ты не прав, — повторил Ус. — Представь себе, в каком трудном положении оказались бы все твои противники, если бы ты согласился на выдвижение своей кандидатуры. Им пришлось бы либо выбрать тебя, либо — нет. Уже это одно заставило бы их задуматься. И тогда, если б даже незначительная часть класса проголосовала за тебя, ты все равно одержал бы первую серьезную победу. Понимаешь?

Ус поднялся с кресла. Я тоже встал. Полонист прикусил кончик уса и внимательно пригляделся ко мне, чуть вскинув левую бровь.

— Никогда не отступай, если считаешь, что справедливость на твоей стороне, — сказал он немного торжественно. — Таков мой жизненный принцип. Очень хотел бы, чтобы он стал и твоим жизненным принципом.

Я вышел из учительской. По лестнице, толкаясь, сбегали ученики пятых классов. Я смешался с этой оравой и через минуту оказался на школьном дворе.

Рядом с гимнастическим залом я разглядел нескольких ребят из нашего класса — там были Грозд, Бубалло, Старкевич, Меринг и Коваль. Шапка Грозда валялась на земле. Коваль наступил на нее ногой. Я двинулся было к ним, но приостановился у каменного столба ограды.

— Значит, теперь ты запомнил, — услышал я голос Коваля. — Вот и прекрасно. Потому что, если ты вдруг забудешь, нам снова придется поговорить.

— Пугаешь, да? — Лицо Грозда было покрыто красными пятнами.

— Нет, не пугаю, — сказал Коваль. — Я предупреждаю. А теперь вали отсюда, пока я добрый.

Грозд нагнулся за шапкой, испуганно поглядывая на Коваля. Я попятился, стараясь держаться поближе к забору, чтобы меня не заметили.

Сквозь ограду я разглядел какого-то мужчину в дождевике с поднятым воротником. Он улыбнулся мне и удалился спокойным неторопливым шагом. Я узнал его: это был товарищ моего отца капитан Черный. На углу его поджидал приземистый человек в пилотке и кожаной куртке мотоциклиста. Они скрылись за углом соседнего дома.

Я и сам не знаю, как это произошло. Когда-то где-то я услышал, что от уксуса худеют. В этот день мамы дома не было — она вышла куда-то за покупками. Я заглянул на кухню. В шкафу я случайно обнаружил бутылку, на этикетке которой было написано «Уксусная эссенция». Она наполовину была наполнена прозрачной бесцветной жидкостью. Я откупорил ее и приложил горлышко к губам. Губы сразу же защипало, обожгло, но я, зажав пальцами нос, заставил себя сделать несколько глотков. Казалось, что я глотаю огонь, которым сразу же обожгло горло, потом я почувствовал жгучую боль в желудке. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело так, будто надо мной пролетало несколько самолетов одновременно. Я попытался сделать еще глоток, но бутылка выпала из моих рук и вдребезги разбилась об пол.

Перебирая руками по стене, я кое-как добрался до своей комнаты и свалился на кровать. Жжение в желудке возрастало с каждой минутой. «Умру, — подумал я. — Сейчас я умру. Значит, именно так выглядит моя смерть: один в пустой квартире, а когда вернется мама, я уже буду мертв». Мне захотелось крикнуть, позвать на помощь, но из обожженного горла не вырвалось ни единого звука.

А потом — темнота, плотная и страшная. Я еще успел подумать, до чего же я глупый и тщеславный и что лучше и в самом деле умереть, чем после всего этого посмотреть в глаза Усу. Родители… Май…

Открыв глаза, я увидел склоненного надо мной мужчину в белом врачебном халате и тут же узнал его: дежурный врач, тот самый, что разрешил нам свидание с Маем.

— Все в порядке, — сказал он, поворачивая голову. Только тогда я увидел маму с белым как мел лицом и полными ужаса глазами. — Ничего теперь с ним не сделается, успокойтесь, пожалуйста.

— Мацусь!.. — Мама хотела броситься ко мне, но доктор решительно удержал ее. Мягко, но настойчиво он выпроводил ее из комнаты, вернулся ко мне и присел на край кровати.

— На месте твоего отца я задал бы тебе такую порку, что ты целый месяц мог бы лежать только на животе, — сказал он. — А теперь скажи: зачем ты это сделал?

Не отвечая, я только глядел и глядел на доктора. Даже грозное, нахмуренное лицо его казалось мне очень симпатичным.

— Жизнь тебе надоела? Уж больно рано, голубчик. Право на самоубийство у тебя появится после восемнадцати лет. Да и это неправда.

— Я не хотел умереть… — прошептал я.

На лице врача отразилось изумление.

— Тогда зачем же тебе понадобилось пить уксусную эссенцию?

— Я слышал… от этого… худеют…

Доктор только сокрушенно покачал головой.

— Глупый кутенок, — вздохнул он. — И кто это наплел тебе такую чепуху? В твоем случае имеется единственный рецепт: не есть лишнего. Понятно? Поменьше еды и побольше спорта. А за уксусную эссенцию ты еще свое получишь. Уж я поговорю с твоим отцом, не сомневайся.

Я попытался улыбнуться, но ничего не получилось. Я был счастлив, что живу, что могу дышать, боль понемногу стихала, шум в ушах прекратился.