Толстяк

— Сердишься, — услышал я. — За то. Я знаю это и знаю, что ты прав. Я поступила ужасно… Сначала хотела побежать за тобой, а потом — уже в школе — все собиралась подойти к тебе, как-то все объяснить…

— Перестань, — сказал я, не отрывая взгляда от спасительного окна. — Если тебя мучают угрызения совести, то прямо тебе скажу — зря расстраиваешься. Я успел привыкнуть к таким вещам. И меня не трогает ни то, что тогда произошло, ни то, что вы с Иркой позабавились на мой счет.

— Позабавились? С Иркой? О чем ты, Мацек?

Звучало это достаточно искренне, но я не давал себя обмануть. Почти у любой девчонки имеются актерские способности. А уж у Осецкой актерского таланта наверняка с избытком.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — отозвался я. — Но это и неважно. Каждый развлекается, как умеет.

— Но я в самом деле не понимаю, о чем ты говоришь!..

Только теперь я не удержался и глянул на Басю.

— Разве ты не рассказывала ей, как я тебя провожал? — тихо спросил я. — И о том, как я предложил тебе вместе заниматься? Или о ребятах из вашего двора?

Она смутилась. Но смущение это было совсем не таким, как я ожидал, — не было в нем страха перед разоблачением, не было и злости человека, которого приперли к стенке. На лице у Баси отражались растерянность и непонимание.

— Говорила. Но мы дружим с Иркой… И я не понимаю… что тут такого плохого…

— Не понимаешь? — я деланно рассмеялся. — Так ведь все проще простого. Сначала вы пошутили на мою тему вдвоем, а потом Флюковская пустила эту историю дальше.

— Не верю!.. — Бася порывисто схватила мою руку и сжала так, что ногти больно врезались в кожу. — Я рассказала ей по-дружески, потому что мне было очень неприятно… а она… Этого не может быть.

Я высвободил свою руку и растер ее другой. Я боялся глянуть на Осецкую и потому смотрел на оконное стекло с серыми потоками дождя.

— Глупости, — пробормотал я. — Я только хотел проверить, говорила ты Ирке или нет. Но ты не бойся, Ирка ничего не разболтала.

Тишина. Я считал сплывающие по стеклу капли: одна, вторая, третья, седьмая. И едва слышный шлепок капли о подоконник.

— Мацек…

— Ну?

— Ты очень хороший друг.

— Не будем об этом, ладно?

— Я говорю серьезно.

— Уже делается поздно.

— Если захочешь, мы можем с тобой вместе готовить уроки.

Я отрицательно покачал головой.

— Почему? Ведь если ты не сердишься…

— Нет. Мы можем иногда позаниматься после уроков. Как, например, сегодня. По математике ты быстро подтянешься.

— А о том ты забудешь, обещаешь?

— Уже забыл.

И это было правдой. Я ни капельки не обижался на Басю Осецкую. Но и дружить по-настоящему с ней мне не хотелось. Пусть будет так, как есть. Мне вполне хватает дружбы с Маем и Ковалем. Кстати, она даже и не подозревает, что мы дружим с Ковалем. Я осилил страниц двадцать книжки о мотоциклах. Витек уже успел установить новый карбюратор, и скоро мы отправимся на первую прогулку на мотоцикле.

Пусть все останется так, как есть.

Мы сидели в теплой и уютной комнате Мая и грызли яблоки, которыми угостила нас его мама. Порывы ветра снаружи были настолько сильными, что в мансарде слышно было, как гремят под его ударами железные листы крыши.

— Вы уже слышали, что случилось? — спросил Витек Коваль.

— А что случилось?

— Какая-то шайка ограбила Медицинский институт. Им удалось вывезти оттуда ценную аппаратуру.

— Вот сволочи, — не выдержал я. — Это не кража, а самый настоящий бандитизм. Ведь больным и так приходится целыми неделями дожидаться, пока им сделают какую-нибудь процедуру или рентгеновский снимок…

— Вчера была облава на толкучке, — сказал Витек. — Накрыли спекулянтов контрабандными товарами, долларами, взяли несколько дельцов с лекарствами. Но похищенной аппаратуры не обнаружили.

Май поплотнее укутался в одеяло. Дома он был без протеза и не любил, когда видели пустую штанину его брюк.

— Никак я не пойму, — сказал он вполголоса, — ведь только что закончилась война, у всех еще в памяти то страшное время. Как они могут?

— Чего тут не понимать, — возразил ему Витек. — Мой старик говорит, что после войны всегда бывает неразбериха. Этим и пользуются разные темные типы. А чтобы переловить их, нужно время.

— Я часто думаю обо всем этом, — тихо проговорил Май. — Мне кажется, что пройдет еще несколько лет, все станет на свои места, и все люди станут честными, то есть они будут по-доброму относиться друг к другу и стремиться к одному и тому же… А вы как думаете?

— Ничего не получится, — охладил его Коваль. — Всегда найдутся прохвосты, которые обязательно будут всем наступать на мозоли.

— Витек, наверное, все же прав, — заметил я. — Но дело не в этом. Самое главное — кто возьмет верх. А я думаю, что порядочные люди обязательно одержат победу, а всяким подлецам будет все хуже и хуже. Скорее всего, махинации их просто перестанут приносить им выгоду, понимаете?

Коваль нетерпеливо вскочил, прошелся по комнате, глянул на полку с книгами, взял одну из них и, перевернув несколько страниц, поставил ее на место.