Лев Николаевич был крайне увлечен новым произведением. Даже первую часть, опубликованную в «Русском вестнике», он считал значительнее всего того, что было им создано ранее. «Печатанное мною прежде, – писал он Фету 23 января 1865 года, – я считаю только пробой пера и ореховых чернил; печатаемое теперь мне хоть и нравится более прежнего, но слабо кажется, без чего не может быть вступление. Но что дальше будет – бяда!!!»
Когда вышла первая часть, читатели нашли сходство героев Толстого с реальными людьми и стали задавать Льву Николаевичу по этому поводу вопросы.
Лев Толстой поправлял любопытных, говорил, что «сходство его героев с действительными лицами ограничивается сходством их характеров, но события их жизни совершенно отличны от событий жизни героев “Войны и мира”… Все же остальные лица – совершенно вымышленные и не имеют даже для меня определенных первообразов в предании или действительности».
Но читатели не успокаивались. Например, Л. И. Волконская интересовалась, кто изображен в лице Андрея Болконского. Ответ Толстого прозвучал так: «Андрей Болконский – никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей или мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить». Высказывались различные предположения, что автор под фамилиями Болконских, Друбецких и иже с ними описывает настоящих людей, слегка поменяв фамилии и пользуясь их мемуарами. Так, А. С. Суворин писал: «Под именем Болконского, Друбецкого, Курагина и других читатель, как нам положительно известно, подозревал Волконского, Трубецкого, Куракина». Также считал и провинциальный журналист А. Вощинников: «Тотчас по появлении первого тома “Войны и мира” в столичных кружках ходили слухи, что для своего романа автор пользовался какими-то семейными воспоминаниями, что все выведенные им лица – не плод его фантазии, а действительно существовавшие, и что фамилии их слегка замаскированы переменой некоторых букв». Источник таких мнений лежал в потрясающей жизненности и натуральности образов «Войны и мира». Толстому было неприятно предположение, что его герои – не созданные им образы, а копии с действительных лиц. Он хотел донести людям, что если и есть какая-то похожесть, то это результат его наблюдательности, способности видеть интересные детали в людях и использовать их в своих произведениях. Сказать, что герои романа – точные копии существующих личностей, нельзя, но угадывание в них того или иного реального человека вполне естественно, потому что наиболее достоверны те типажи, которые взяты не с потолка, а из жизни.
Вероятно, прототипов не было у князя Андрея и Пьера Безухова, но целый ряд героев определенно имел свои «первообразы». Прототипами послужили деды писателя – Илья Андреевич Толстой и Николай Сергеевич Волконский, бабка Пелагея Николаевна, отец Николай Ильич и мать Мария Николаевна. Татьяна Ергольская как прототип Сони с ее несчастной любовью к Николаю Ростову и его семье. Николай Николаевич Толстой – капитан Тушин.
Берсы и их друзья в первой же части романа начали узнавать черты родных и близких. Друг детства Т. А. Берс М. А. Поливанов писал ей 2 марта 1865 года: «Верно вы прочли “1805 год”. Много вы нашли знакомого там? Нашли и себя: Наташа так ведь напоминает вас? А в Борисе есть кусочек меня; в княжне Вере – кусочек Елизаветы Андреевны, и Софьи Андреевны есть кусочек, и Пети есть кусочек. Всех по кусочку. А свадьба-то моя с Мимишкой тоже не забыта. Я с удовольствием прочел все, но особенно сцену, когда дети вбегают в гостиную. Тут очень много знакомого мне».
На что Т. А. Берс отвечала 26 марта: «Вы спрашиваете про Бориса. Да, в нем есть ваша наружность и ваша
В Вере Ростовой есть не только «кусочек» Е. А. Берс, а основные черты ее характера. Это видно по тому, что в черновиках романа Толстой несколько раз называет свою героиню Лизой, а затем зачеркивает это имя и пишет «Вера».