Пеппер
Гай
Ксения Ионовна. Только я повторяю — я для них не останусь советским холуем!
Гай. Элла, что случилось? Ребенка нет? Не будет?
Пеппер. И что из этого? Ну не будет.
Гай. Что-нибудь произошло? Тебе запретили врачи?
Пеппер. Чтобы сразу покончить этот супружеский разговор, сообщаю, что я сделала аборт.
Гай. Это как же?.. А я…
Пеппер. А он? Тебе хотелось качать люльку. Ты об этом писал из Америки. Из-за твоих сентиментальностей я бы не хотела превращаться в мать семейства. Вот она — пожалуйста! Она тебе может родить десять штук. Мне пока двадцать один год, я член партии. Ты в мои годы не думал о люльках.
Гай. Восемь месяцев назад ты рассуждала не так.
Пеппер. И с этим надо сразу покончить. Тогда я считала тебя авторитетным учителем, а потом поняла, что ты…
Гай. …неавторитетный учитель?
Пеппер. По-моему, плохой учитель. Людей надо проверять по их делам, а не по тому, какое инстинктивное чувство тебя к ним влечет.
Гай. И ты уже проверила?
Пеппер. Проверила… Но дальше, Григорий. Может быть, тебя устраивают трагедии, а меня — никак. Я решила изменить наш образ жизни.
Гай. Это я вижу. Муж не видел жены почти год, а она…
Пеппер. …уезжает с бригадой, потому что проблема топлива для жены важней, чем поцелуи мужа. У нас в больницах нет дров.
Гай. Значит, ни черта не умеете работать! Значит, гнать вас надо отсюда в шею! И я буду вас гнать отсюда, не считаясь ни с женами, ни с друзьями!
Пеппер. Товарищ Гай, кого ты будешь гнать? Опомнись! Неужели тебя не информировали?
Гай. Тебя буду гнать за твои дурацкие мысли, Белковского немедленно выгоню за шарлатанство, разоблачу елкиных… Буду бить направо и налево! Так и передай своим друзьям.
Пеппер. Чтобы бить направо и налево, надо самому находиться на центральной линии.
Гай. Не думаю, чтобы генеральная линия партии уже искривилась.
Пеппер. Ты меня возмущаешь своим самомнением!
Гай. Хорошо. Оставим. Чего надо?
Пеппер. Ах так?
Гай. Я спрашиваю, Пеппер: чего тебе надо?
Пеппер. Ничего…
Гай. Вот, брат, разговор какой… Вот тебе и Элла! Элка, Элка! На скверном пути бабенка… Дурак ты, Гришка! Разве можно так говорить с детьми? Дурак!
Ксения Ионовна. Белковский идет. Когда сказала о вас, он закусил губу.
Гай. У меня воды нет. Пусть принесут.
Белковский… Как бы это очень спокойно? Очень спокойно…
Белковский. Ну, здравствуй, Григорий!
Гай. Здравствуй, Николай!
Белковский. Здравствуй, Гриша!
Гай. Здравствуй, Коля!
Белковский. Если тебе уже рассказали что-нибудь про меня, не верь, Гриша! Тебе могли рассказать ничтожные пустяки.
Гай. Пока не верю… Стараюсь не верить.
Белковский. Не верь! Они не могли сказать тебе, что я скажу, Гриша. Я подлец! Я пресмыкающаяся тварь!
Гай. Ну, это более или менее сильно.
Белковский. Гриша, прости! Вот
Гай. Вот верно.
Белковский. Когда я после тебя получил всю власть над этим огромным делом, у меня возникла мысль: а почему же не я начальник? Понимаешь, что это за мысль! Тут уже хочется показать, что я не хуже его, смотрите — вот орудую, и плохого ничего сам в себе не заподозришь. Просто соревнование. Но соревнование это корыстно, злокачественно, подло. А ты уж пошел. В тебе бунтуют страсти. Корысть развертывается в стихию. Злокачественность владеет всеми твоими делами. И когда-нибудь, в минуту просвета, ты увидишь свое лицо в зеркале — то вытягивающееся от забот, то лоснящееся от радости, горделивое и лакейское, грозное и трусливое лицо карьериста. Вот все, что я хотел тебе сказать.
Гай. Запутался, а?
Белковский. Запутался.
Гай. Перепугался, а?
Белковский. Перепугался.
Гай. Верю, Николай! Становлюсь на твое место и оттого верю. Говорить тут не о чем. Ты не комсомолец, тебе самому все ясно. Давай руку, брат! Честно так честно, товарищи так товарищи.
Белковский. Что с вами?