Том 1

Уэллс немало ссылался на авторитет Маркса, когда воевал со своими противниками. Но, пытаясь отстоять свои реформистские идеи, он столько же, если не больше, спорил с Марксом. И все же, честно оценивая тенденции общественного развития, Уэллс не мог не прийти к выводам, сходным с конечными выводами марксизма. «Моя мысль всегда развивалась параллельно марксистской», — говорил о себе Уэллс. Это правильно сказано. Мысль Уэллса проходила через те же пласты общественных противоречий, что и марксистская мысль, и стремилась в конечном итоге к той же цели. Но мысль Уэллса труднее всего уподобить идеальной прямой. Моментами она ближе к марксистской теории, моментами заметно от нее отдаляется. Уподобив свою и марксистскую мысль двум параллелям, Уэллс забыл сказать, на каком расстоянии они одна от другой находятся. Да это было бы и непросто. Расстояние всегда разное. В «Машине времени», говоря о противоположности интересов буржуазии и пролетариата, он хотя и очень своеобразно, но приближался к Марксу. В романе «В дни кометы», когда он пытается объяснить современные неурядицы только существованием крупных земельных собственников и моральной неразвитостью буржуа, напротив, становится на совершенно противоположные позиции. В романе «Мистер Блетсуорси на острове Рем-пол» до тех пор, во всяком случае, пока он не начинает под конец излагать свои реформистские теории, снова к нему приближается. И так все время.

У одного из крупнейших современных фантастов, Станислава Лема, есть небольшой рассказ о машине времени. К Йиону Тихому — лицу, от имени которого писатель любит вести повествование, — является изобретатель машины времени и предлагает ему принять участие в распространении его идеи. А для того чтобы действовать наверняка и знать наперед, кто будет им помогать, а кто мешать, он решает перенестись немного вперед по времени и прочитать обо всем этом в исторических сочинениях. Это обычный прием фантастов и утопистов. Героя переносят в отдаленное будущее, чтобы из исторических трудов и преданий узнать о ближайших событиях. Уильям Моррис, например, включил в свою книгу о коммунистической Англии «Вести ниоткуда» даже специальную главу «Как произошла перемена». До него таким приемом воспользовался американский утопист Беллами. Уэллс тоже не раз строил свои вещи подобным образом. Но, удивительное дело, при всей своей подтвержденной опытом безотказности прием этот чем дальше, тем больше отказывал именно Уэллсу. И притом в годы, когда он особенно сосредоточил внимание на утопиях. В главной его утопии «Люди как боги» (1923) читатель не найдет никаких конкретных указаний на то, «как произошла перемена». Отличие от Морриса огромное. Тот описал очень подробно и очень прозорливо основные этапы пролетарской революции. У Герберта Уэллса этого нет и в помине. То же самое и в написанном год спустя романе «Сон». В этом романе Уэллс желает показать, что перестройка общественной жизни необходима в интересах самого человека, что более совершенный социальный строй и человека сделает другим, избавит его от подневольного труда и от личных страданий. С этой целью Уэллс переносит человека будущего в современность и заставляет его прожить свою жизнь такой, какой она сложилась бы в условиях начала двадцатого века, а потом заново, в полную меру оценить, что дали человеку новые условия существования. Не приходится спорить: убедительное доказательство того, что «перемена» необходима. Но все-таки как она произошла?

Не следует ждать от Уэллса убедительного ответа на этот вопрос. Он пытался дать его в своих социальных трактатах, но, очевидно, не слишком верил сам в предлагаемые решения. Важнее другое: уверенность Уэллса в том, что революция неизбежно произойдет и в конечном итоге приведет к формированию коммунистического общества.

Герой его утопии «Люди как боги» мистер Барнстейпл воочию убедился в осуществимости самых смелых революционных идей — тех, что объявлялись похороненными и возрождались вновь.

«Социализм был евангелием его юности; он разделял надежды этого движения и его сомнения, участвовал в его острых внутренних раздорах», — рассказывает автор об этом новом своем воплощении, мистере Барнстейпле.

Потом мистер Барнстейпл пережил период разочарования. Ему, наглядевшемуся на жестокость и несправедливость, царящие в мире, казалось, что человек по природе жесток и жаден, что его надо держать в крепких тисках, дабы обуздать его животные страсти. Развивается ли мир? Меняется ли человек?

«Но теперь он видел ясно, что феникс резолюции сгорает и испепеляется только для того, чтобы возродиться снова».