Полковник Алексеев, не торопясь, щелкнул портсигаром, нескладно наклонился к телефонисту — прикурить. Был он внешне покоен, заботливо выбрит, в сыром воздухе слабо тянуло запахом цветочного одеколона. Гуляев и многие офицеры в полку знали, что с тех пор, как Иверзев заступил командиром дивизии, замполит все чаще пропадал в полках; говорили, что комдив недолюбливал Алексеева так же, как Алексеев недолюбливал его.
— Молодцы! — воскликнул Иверзев, глядя в бинокль. — Молодцы! Кто командир батальона?
— Майор Лутов, — вяло сказал Алексеев. — Я не ошибся, Василий Матвеевич?
— Да, он, — подтвердил Гуляев.
— Представить майора и отличившихся солдат! — распорядился Иверзев. — Сразу же после боя! Позаботьтесь о наградных, Евгений Самойлович, — уже иным тоном обратился он к Алексееву.
Гуляев не расслышал, что ответил замполит. Рядом, ударив в землю и точно пытаясь расшатать ее, разорвались, оглушили бомбовым хрустом два дальнобойных снаряда, лавина земли обрушилась на окоп, комья зашлепали по плечам, по телефонным аппаратам, Иверзева откинуло к другой стене окопа, сбило фуражку. Возбужденно смеясь, он поднял ее, с удивлением разглядывая поцарапанный козырек.
— Все живы?
Полковник Алексеев, весь осыпанный песком, с любопытством вертел в пальцах мундштук папиросы, посмеивался:
— Вот и покурил, называется, табак выбило.
Желтый дым понесло в поле, и не стало видно бегущих там людей, круглых вспышек мин — все исчезло; вблизи наблюдательного пункта беглым огнем били прямой наводкой наши батареи, снаряды шипя проносились над трамвайной насыпью.
Низко под дождливыми тучами с рокотом прошла партия штурмовиков; на конце поля одна за другой описали полукруг красные ракеты — то давали сигналы самолетам стрелковые батальоны, и штурмовики снизились, протяжно заскрипели эрэсы.
— Что там в первом? — крикнул Гуляев связисту. — Передайте: не медлить, не медлить! Броском вперед!
По ракетам, по звукам стрельбы он знал теперь, что два батальона ворвались в район пригорода, и необъяснимая медлительность первого батальона взвинчивала его. Гуляев понимал, что значит потерять темп атаки, и, багровея крупным своим лицом, он выдернул трубку из рук связиста, поторопил:
— Капитан Стрельцов! Ты что медлишь? Что чешешься? А ну, подымай людей!
— У немцев два дзота, товарищ полковник. Лупят из пулеметов!
— Какие дзоты? Где? Артиллерия всё с землей смешала! А ты медлишь!..
— Никак нет, товарищ полковник. Уцелели как-то. Посмотрите около трамвая. Артиллеристам бы огоньку…
Гуляев раздраженно бросил трубку телефонисту и посмотрел. Метрах в двухстах тянулись траншеи первого батальона, и впереди позиции он хорошо видел распластанные на земле тела солдат, многие отползали назад в окопы, прыгали в них.
На окраине городка, возле дачных домиков, где делала круг трамвайная линия, лежал на боку красный вагон, и слева и справа от него виднелись два бугорка земли, откуда рывками плескал огонь.
Бесперебойно работали немецкие пулеметы. С чувством злости против артиллеристов Гуляев обвел биноклем ближние дивизионы артполка, бегло стрелявшие по дачному поселку, и нашел свою полковую батарею. Сформированная из пополнения, она стояла впереди дивизионов на прямой наводке в редких кустиках. Вокруг пушек сновали люди. Там командовал прибывший из училища новоиспеченный лейтенант, и Гуляев, взбешенный близорукостью батарей, бессилием и медлительностью батальона Стрельцова, вдруг сказал, ненавидяще косясь на заострившееся лицо Иверзева:
— Капитана Ермакова бы сюда! Вот кого бы сюда, товарищ полковник! А Ермаков в кутузке сидит! Самое время!
Кровь прилипла к его голове, он чувствовал, что теряет самообладание, но в следующую секунду мысль о том, что слова эти бессмысленны сейчас, заставила его трезво оценить положение.
— Связь с батареей есть? — сдерживая одышку, спросил он телефониста.
— Связной здесь.
— Связной из батареи! — закричал Гуляев. — Ко мне бегом!
Иверзев шагнул к брустверу, ноздри его раздувались, две волевые складки углубились в краях рта.
— Разглагольствуете тут, а батальон лежит! Весь батальон лежит! Двух дзотов испугались? Вперед! Всё испортите! Мы первые должны ворваться в город! Иначе — грош нам цена!..
— Я подыму этот необстрелянный батальон, товарищ полковник, — очень тихо ответил Гуляев. — Я подыму.
— Подождите. У нас, кажется, достаточно артиллерии. Я пойду к батарее со связным. Я вижу эти дзоты, — сказал озабоченно Алексеев. — Я отсюда хорошо их вижу.
Он легонько потискал локоть Гуляева и отошел, развязывая тесемки плащ-палатки. Она мешала ему. Алексеев кинул ее на солому траншеи, сказал молоденькому конопатому связному:
— Ну? Самым ближним путем! Есть?
Никто не остановил его.
Все видели, как он со связным вышел из хода сообщения, взобрался на трамвайную насыпь и сбежал в поле, хорошо заметный по росту в своей узкой длинной шинели не серого, а темного цвета. Он носил постоянно эту шинель, и в батальонах его узнавали по ней.