Том 1

Степа с досадой сунул венок Нюшке:

— Нарядила тоже...

Нюшка сузила свои зеленоватые глаза:

— Ах, вот что! Фильке на язычок попался — девчатником обозвали! Ну и пожалуйста, можешь от девчонок за сто верст держаться!

Она сунула Степе в руки кулечек со сладостями и, повернувшись, пошла в сторону.

Но каблук, как нарочно, зацепился за камень, и Нюшка опять споткнулась. Разозлившись, она сбросила с ног зловредные туфли и, схватив их, бегом бросилась к дому.

— Куда ты? Подожди! — растерянно крикнул Степа, но девочка уже скрылась в ярмарочной толпе.

Неловко прижимая к груди кулечки, Степа побрел через ярмарку и вскоре встретил Шурку Рукавишникова.

— Вон ты где! — обрадовался Шурка. — А я у вас дома был. Пойдем к нам — тебя мой отец зовет.

— Меня? Дядя Егор? — удивился Степа.

— Посмотреть на тебя хочет. Он твоего отца хорошо знал, дружками были... Да ты чего такой? Иль конфет переел? — Шурка покосился на кулечки со сладостями.

— Ага! — Степа невпопад кивнул головой. — Хочешь вот... угощайся!

Шурка не отказался и по очереди запускал руки в кулечки.

Не успели ребята пройти и сотни шагов, как к ним подбежала Таня. Все лицо ее было в красных пятнах, платок сполз на шею, обнажив стриженую голову.

— Вот хорошо, что я вас встретила! Пойдемте скорее... Там Митька с отцом воюет. — И она потащила ребят за собой.

На ходу Степа спросил, как это Митька может воевать с отцом, да еще с председателем сельсовета.

Шурка объяснил, что Горелов, наверно, напился самогонки и сейчас показывает перед публикой номера.

— Какие номера? — не понял Степа.

— Номера у него известные, — нахмурился Шурка, — шумит да кочевряжится.

Они подошли к двухэтажному, с каменным низом и деревянным верхом дому Никиты Еремина и увидели у крыльца Горелова и Митю.

Перед домом в беспорядке лежали недавно ошкуренные липкие и пахучие сосновые бревна. За ними, распластавшись на земле, укрылось с десяток мальчишек. Они фыркали, хихикали, сучили от удовольствия ногами.

— Вы чего здесь? — строго спросил Шурка.

— Ложись, занимай место. Сейчас такой спектакль будет— животики надорвешь! И главное — задарма, — не поднимая головы, ответил Сема Уклейкин.

Шурка, Степа и Таня присели за бревна.

Еле держась на ногах и нелепо размахивая туго набитым портфелем, Горелов делал тщетные потуги подняться по ступенькам высокого крыльца.

Но ступеньки, казалось, были густо смазаны салом — ноги скользили, разъезжались, и председатель, гремя сапогами, скатывался вниз.

Он, кряхтя, поднимался, плевал себе под ноги и с упрямством пьяного человека вновь и вновь лез вверх.

Наконец Горелов добрался до верхней ступеньки. Он забарабанил в резную дверь и зычно закричал:

— Ребятня! Митька! Серега! Встречай отца! Принимай гостинцы!

Митя схватил отца за рукав.

— Папаня, папаня!.. Это не наш дом. Это Ереминых. Наш в другом конце. Пойдем, папаня!..

Горелов, не обращая внимания на сына, продолжал молотить свинцовым кулаком в дверь.

— Открывай, кому говорю! Куда вы все запропастились, черти дубленые!

Из-за угла дома показался Никита Еремин. Он был навеселе и что-то нежно мурлыкал под нос, сам себе дирижируя сухонькими руками.

Увидев председателя сельсовета, он понимающе и довольно усмехнулся:

— Тихон Кузьмич в полной своей, так сказать, красоте и прелести!

Митя бросился к Еремину:

— Дядя Никита! Папаня домом ошибся... Скажите ему...

— Ну что ты, голубь сизокрылый! — с деланным испугом замахал руками Еремин. — Как я могу поучать и прекословить представителю власти! Мы под ним, как под богом, ходим. — Он со смиренным видом присел около палисадника на скамейку и подмигнул мальчишкам за бревнами: подождите, мол, то ли еще будет.

Из-за бревен послышались веселые восклицания:

— А неплохой домик председатель облюбовал!

— Губа не дура!

— Дядя Тиша, спойте песенку!

— Речугу закатите!

— Камаринского!

Степа толкнул Шурку в бок:

— Да они потешаются над ним! Какой же это председатель?

— Вот уж такой... — Шурка сердито цыкнул на мальчишек: — Чего человека задираете? Топайте отсюда!

— Сам топай! — огрызнулся Уклейкин. — Не у ваших бревен лежим.

Митя подозрительно покосился в сторону бревен — не иначе как там укрылись мальчишки и потешаются над председателем.

Он снова ринулся к отцу и повис у него на руке:

— Папаня, пойдем! Ну, папаня!

Горелов, устав, видимо, барабанить в дверь, как-то сразу обмяк и грузно осел на верхнюю ступеньку крыльца. Потом расстегнул портфель, засунул в него руку и принялся извлекать оттуда пироги, ватрушки, печеные яйца; куски колбасы и все это раскладывать на две кучки.

— Это Сереге... Это Митьке, — бормотал он. — Ешь, ребятки, угощайся! Отец у вас добрый... Я вам и обновки справлю. Дай только срок...

Неожиданно Горелов достал из портфеля круглую сельсоветовскую печать. С удивлением посмотрел на нее, словно не понимая, как она примешалась к пирогам и яйцам, ухмыльнулся, подышал на печать и с размаху шлепнул ею о ступеньку крыльца:

— Вот! Пусть знают! Здесь живет Тихон Кузьмич, председатель. Приложением печати заверяю... А могу и расписаться самолично. Целиком и полностью. Нам нетрудно.

За бревнами дружно захохотали:

— Дядя Тиша, почем нынче справки?