Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

— Безумец, — вскричал он, — это ж чужеземка без роду, без племени! Околдовала она тебя, что ли? Пошевели-ка хорошенько мозгами и образумься — разве можешь ты взять себе в жены какую-то сарацинку, худородную, нищую бродяжку, иноверку, чертову дочь, исчадье самого дьявола?

И все же Мирга была совершенно не похожа на своих соплеменников. Когда простые воины и даже сеньоры приставали к ней с шутками и пытались обнять ее за плечо или талию, она гордо проходила мимо либо ловко выскальзывала из ручищ бесстыдников, обжигая их негодующим взглядом. Мне это нравилось. Я думал, что человек, пребывающий во власти особых нежных чувств, вполне способен понять другого человека, коего коснулись те же самые чувства. И вот как-то раз, набравшись храбрости, я решил приблизиться к Мирге, когда она сидела в одиночестве у одной из бойниц крепостной стены и пела, устремив свой взор вдаль и перебирая пальчиками струны цитры. Я подсел к ней, подождал, пока она закончит пение, потом взял ее запястье так нежно, что даже сам поразился этому, и решительно сказал:

— Милая девушка, молю вас, будьте моею, ибо сердце подсказывает мне, что вы не та, кем вас считают, вы не похожи на дочь мавра или лицедея, у вас, верно, были благородные родители.

Она не удостоила меня ответом, однако в уголках ее глаз я заметил слезы — они потрясли меня до глубины души и наполнили сердце щемящей тоской. В тот же вечер, во время очередного и Бог весть по какому поводу устроенного пира, она исполнила свой дикий, полный неистовой страсти танец, вызвавший недоуменные усмешки наших гостей. Я стоял неподалеку от сира Вильгельма и герцогини, его супруги, с копьем наперевес. И всякий раз, когда Мирга проносилась мимо, едва не касаясь меня, и глаза мои встречали ее притягивающий взгляд, земля уплывала у меня из-под ног. На следующий день я вновь подошел к ней. И на другой тоже! В конце концов, уступая моей настойчивости, она смягчилась и тихим, ровным голосом, словно речь шла о ком-то постороннем, поведала мне свою историю:

— Мирга не сарацинка, как вы думаете, мой юный сеньор Гуго Пэн, а добрая христианка, дочь почтенных родителей. Но кто посмеет утверждать, будто жизнь сродни прямой дороге, без извилин и лесных чащоб, в которых шныряют безжалостные разбойники? Вы шли по этой дороге подобно дню, который возникает из ночи и уверенной поступью движется навстречу вечерним сумеркам, когда снова свет и тень путаются и смешиваются, чтобы с приходом новой зари опять уступить дорогу дню. Вас пестовали все кому не лень, не говоря уже об отце и матери. Сомневаюсь, что вы сможете понять, нет, не меня, а ту, другую, Миргу, решись она рассказать вам свою историю?

Она сжала губы и вскинула голову. Веки ее задрожали.

— Но, — с досадой прибавила она, — я не из тех, кто любит жаловаться на свою судьбу. Небесные знамения подсказывают мне, что время моих мытарств и унижений подходит к концу.

Я не смел требовать от Мирги признаний и торопить с ответом, несмотря на то, что любопытство было у меня в крови, а к ней я испытывал неодолимое влечение. Однако ж плутовка заставила меня прождать целых два дня, хотя ей и самой, видать, страсть как хотелось поведать мне свою историю, а я так просто сгорал от нетерпения ее выслушать. Итак, вот что она мне рассказала:

— Сеньор Гуго, гордый характер достался мне по наследству от моих родителей. А фиглярство — всего лишь маска. Я появилась на свет ровно восемнадцать лет тому назад в провинции Пуату, что лежит между рекою Луарой и Аквитанией. У отца моего был замок, обнесенный острым частоколом, и стоял он на высоком холме посреди дремучего леса, в местечке под названием Шантелу, если память мне не изменяет. Вернее, это было целое поместье, отец мой владел им и как рыцарь, и как землепашец. Теперь все это так далеко, словно крохотный островок, затерявшийся в бескрайних морских далях! Деревня наша получила свое название[56], видать, потому, что ночами вокруг нашей церкви и домов часто кружили волки. Лица родителей моих я уж и не помню. Однажды вечером, когда я гуляла, меня украли и увезли с собой какие-то бродячие артисты. Я скиталась с ними, покуда мне не исполнилось восемь, а может, девять лет, потом они продали меня таким же лицедеям. Так я и выросла среди комедиантов, выучилась у них петь и плясать — надо же было как-то зарабатывать на хлеб насущный. Вот видите, история моя очень простая. Свою настоящую фамилию я уже позабыла, как, впрочем, и имя. А Миргой меня назвали бродячие актеры.

— Милая девушка, но ведь вы не их крови! Почему же вы остаетесь с ними? Или все же кровь у вас общая?

На губах девушки промелькнула чуть заметная улыбка — похоже, я показался ей смешным и недалеким.