— Немедленно пошлите за этим Дживсом и выясните, куда он девал мои заметки.
— Да, мистер Апджон.
— Сию же минуту. Нечего стоять столбом и твердить: «Да, мистер Апджон»
— Да, мистер Апджон.
— Я требую, чтобы мне их вернули немедленно.
— Да, мистер Апджон.
Должен признать, что я не слишком успешно продвигался к поставленной цели, и со стороны могло даже показаться, будто я струсил и готов дезертировать с поля боя, но, как мне кажется, это ни в коей мере не оправдывает Бобби, которая в этот момент вырвала у меня из рук трубку и громко обозвала меня жалкой козявкой.
— Как вы меня назвали? — спросил Апджон.
— Я вас никак не называл, — сказал я. — Это меня кто-то как-то назвал.
— Я хочу поговорить с этим Дживсом.
— Ах, вы хотите с ним поговорить? — вступила в разговор Бобби. — Так вот, вам придется разговаривать со мной. Это Роберта Уикем, Апджон. Не могли бы вы уделить мне минуту вашего драгоценного времени?
Должен сказать, что при всем моем критическом отношении к этой Иезавели с морковными патлами, не могу не признать, что она в совершенстве владеет искусством разговора с бывшими директорами приготовительных школ. Крепкие выражения так и сыпались у нее с языка, животворным бальзамом лаская мой слух. Конечно, в отличие от меня, она не страдала комплексом Апджона, развивающимся у всякого, кому в самом ранимом и нежном возрасте довелось прожить несколько лет под крышей Малверн-Хауса, Брамли-он-Си, и близко общаться с этим Франкенштейном, когда он еще был в расцвете лет, но все равно ее мужество заслуживает всяческого восхищения.
Начав, без лишних церемоний, с короткого «Послушайте, приятель», она с предельной ясностью широкими мазками набросала сложившуюся картину и, судя по ответному бормотанию, которое я прекрасно слышал, хотя и находился на некотором расстоянии от трубки, было очевидно, что смысл происходящего стал доходить и до Апджона. Бормотание постепенно стихало, он все яснее убеждался, что барышня крепко держит его за горло.
Наконец оно окончательно смолкло, и Бобби заговорила снова.
— Вот и прекрасно, — сказала она. — Я не сомневалась, что мы найдем общий язык. Я буду у вас в ближайшее время. И позаботьтесь, чтобы в вашей авторучке было достаточно чернил.
Она повесила трубку и выкатилась из комнаты, издав на прощание все тот же вопль ночного хищника в джунглях, а я повернулся к Дживсу, как нередко делал и прежде, когда хотел поговорить о непостижимости слабого пола.
— Женщины, Дживс!
— Да, сэр.
— Вы слышали весь разговор?
— Да, сэр.
— Насколько я понял, Апджон, клянясь… Как там дальше?
— «Клянясь, что не уступит, уступает[98]
», сэр.— Он отказывается от иска.
— Да, сэр. И мисс Уикем благоразумно обговорила, чтобы отказ был зафиксирован в письменной форме.
— Чтобы потом он не мог пойти на попятный?
— Да, сэр.
— Она все предусмотрела.
— Да, сэр.
— И проявила беспримерную твердость.
— Да, сэр.
— Рыжие волосы — видимо, в них все дело.
— Да, сэр.
— Вот уж никогда не думал, что мне доведется услышать, как кто-то обращается к Апджону «Послушайте, приятель»…
Я бы еще долго мог разглагольствовать на эту тему, но тут дверь открылась, на пороге появилась мамаша Артроуз, и Дживс молча выскользнул из комнаты. За исключением тех случаев, когда ему по каким-то причинам необходимо остаться, он всегда исчезает из комнаты, когда приходят, как он выражается, «господа».
Глава ХХ
Я сегодня еще не встречался с мамашей Артроуз — она уезжала обедать к друзьям в Бирмингем, и я бы с удовольствием вообще уклонился от встречи с ней, потому что, едва взглянув на нее, понял, что встреча эта не предвещает ничего хорошего. Она еще больше, чем прежде, была похожа на Шерлока Холмса. Наряди ее в халат, дай в руки скрипку — и она может смело отправляться на Бейкер-Стрит: никто даже не поинтересуется, что она там делает. Она бросила на меня проницательный взгляд и сказала:
— А, вот вы где, Вустер. Вы-то мне и нужны.
— Хотите со мной поговорить?
— Да. Может быть, теперь вы мне поверите.
— Простите?
— Насчет дворецкого.
— Что насчет дворецкого?
— А вот что. На вашем месте я бы села. Это долгий разговор.
Я сел. Причем с удовольствием, потому что внезапно ощутил слабость в ногах.
— Помните, я сказала вам, что он мне сразу не понравился?
— Да, как же. Именно так вы и сказали.
— Я сказала, что у него лицо преступника.
— Ну, он же не виноват, что у него такое лицо.
— А в том, что он мошенник и самозванец, тоже не виноват? Выдает себя за дворецкого! Ничего, в полиции его быстро выведут на чистую воду. Он такой же дворецкий, как я.
Я изо всех сил пытался спасти положение.
— Но у него же прекрасные рекомендации.
— Это ничего не значит.
— Он не смог бы работать мажордомом у сэра Родерика Глоссопа, если бы не был честным человеком.
— Он у него и не работал.
— Но Бобби говорила…
— Я прекрасно помню, что сказала мисс Уикем. Она сказала, что он многие годы прослужил у сэра Родерика Глоссопа.
— Ну, вот видите.
— И вы считаете, что это снимает с него подозрения?
— Разумеется.