Том 1. Дживс и Вустер

— Я так не считаю, и сейчас объясню вам, почему. У сэра Родерика Глоссопа большая клиника в Чафнелл-Реджисе, в графстве Сомерсетшир, и там сейчас лечится моя подруга. Я написала ей с просьбой повидать леди Глоссоп и получить всю возможную информацию о ее бывшем дворецком по имени Макпалтус. Сегодня, вернувшись из Бирмингема, я получила от нее ответ. Так вот, леди Глоссоп утверждает, что у нее никогда не было дворецкого по фамилии Макпалтус. Как вам это нравится?

Я по-прежнему старался сделать все, что в моих силах. Вустеры никогда не сдаются.

— Вы ведь лично не знакомы с леди Глоссоп?

— Конечно, нет, иначе я бы ей сама написала.

— Очаровательная женщина, но память у нее, как решето. Из тех, кто всегда забывает перчатку в театре. Естественно, ей не под силу запомнить имя дворецкого. Она наверняка думает, что его звали Фотерингей или Бинкс, или еще как-то. Такие провалы в памяти — обычная вещь. В Оксфорде я учился с одним парнем по фамилии Робинсон, и как раз недавно я пытался вспомнить, как его звали, и в голове у меня всплыла почему-то фамилия Фосдайк. Его настоящую фамилию я вспомнил только вчера, когда прочитал в «Тайме», что Герберт Робинсон (26), проживающий на Гров-Роуд, Пондерс-Энд, доставлен в полицейский участок на Бошер-Стрит по обвинению в краже пары брюк в желто-зеленую клетку. Это, конечно, не мой приятель, но вы поняли, что я имею в виду. Не сомневаюсь, что в одно прекрасное утро леди Глоссоп стукнет себя по лбу и воскликнет: «Макпалтус! Ну, конечно же! А я была уверена, что этого честнейшего малого звали О'Map».

Она хмыкнула. Сказать, что мне понравилось, как она хмыкнула, значило бы намеренно вводить в заблуждение общественность. Такой звук мог бы издать Шерлок Холмс, перед тем как защелкнуть наручники на запястьях похитителя рубина махараджи.

— Честнейший малый, вы говорите? Тогда как вы объясните следующее обстоятельство. Я только что разговаривала с Уилли, и он сказал мне, что у него исчез дорогой серебряный сливочник работы восемнадцатого века, который он купил у мистера Траверса. И где он, вы спросите? В комнате Макпалтуса, спрятан под рубашками в ящике комода.

Я говорил, что Вустеры никогда не сдаются, но я ошибался. Слова эти подействовали на меня, как удар в солнечное сплетение, и мой боевой дух улетучился в мгновение ока, вместо прежней храбрости остался лишь отработанный пар.

— Ах, вот где, — сказал я. Не слишком умная реплика, но ничего умнее я не придумал.

— Да, сэр, именно там. Как только Уилли сказал мне, что сливочник пропал, я сразу поняла, куда он делся. Я пошла в комнату Макпалтуса, обыскала ее, и там он, естественно, и оказался. Я вызвала полицию.

Мне показалось, что я пропустил еще один удар — на этот раз это был чистый нокдаун. Открыв рот, я уставился на старую даму.

— Вы вызвали полицию?

— Да, они обещали прислать сержанта. Он будет здесь с минуту на минуту. И знаете, что я вам скажу? Я собираюсь встать на часах у двери в комнату Макпалтуса, чтобы никто не вздумал попытаться избавиться от улики. Я не из тех, кто полагается на волю случая. Не хочу сказать, что я вам совершенно не доверяю, мистер Вустер, но мне не нравится, что вы так рьяно защищаете этого типа. На мой вкус, вы чересчур ему симпатизируете.

— Просто я подумал, что, возможно, он поддался минутному искушению.

— Чепуха. Скорее всего, он промышляет этим всю жизнь. Могу поспорить, что он крал еще ребенком.

— Только печенье.

— Простите?

— В Америке его называют «крекеры». Он говорил, что в юные годы иногда таскал крекеры.

— Вот видите! Начинается с крекеров, а кончается серебряными сливочниками. Такова суровая логика жизни, — сказала она и понеслась на пост, а я мысленно обругал себя за то, что растерялся и не сказал ей, что «по принужденью милость не действует, а падает она — о чем вы, разумеется, знаете — как тихий дождь[99]», и напоминание об этом обстоятельстве могло бы смягчить ее душу.

Я все еще размышлял об этом своем промахе и пытался придумать, что же здесь можно сделать, когда вошли Бобби и тетя Далия, и выглядели они обе так, как только могут выглядеть молодая дама и дама среднего возраста, находящиеся в самом прекрасном расположении духа.

— Роберта только что рассказала мне, что сумела убедить Апджона отозвать иск, — сказала тетя Далия. — Я, конечно, страшно рада, но, будь я проклята, если понимаю, как ей это удалось.

— Я просто обратилась к лучшим чувствам, скрытым в душе каждого человека, — сказала Бобби и бросила на меня заговорщический взгляд. Я понял, что она хочет этим сказать. Престарелая родственница не должна знать, что Бобби достигла своей цели, поставив под угрозу речь Апджона перед юными питомцами средней школы Маркет-Снодсбери. — Я сказала ему, что по принужденью… Что с тобой, Берти?

— Ничего. Чисто нервное.

— С чего бы это тебе нервничать?

— Мне казалось, что закон не запрещает нервничать в «Бринкли-Корте» в это время суток. Так ты говорила, что «по принужденью…»

— Да, «по принужденью милость не действует».

— Думаю, что нет.