— Ив случае, если ты не в курсе, «сильней всего она в руках у сильных. Она — царям приличнее венца». Я приехала в «Безрогого быка» и изложила этот тезис Апджону и он со мной согласился. Так что теперь все прекрасно.
Я саркастически рассмеялся.
— Нет, — сказал я, отвечая на вопрос тети Далии, — я не проглотил собственные миндалины, я просто саркастически рассмеялся. Дело в том, что в ту самую минуту, когда эта юная особа говорит, что все прекрасно, новая беда уже маячит на пороге. Я вынужден поведать вам мою повесть, и вы согласитесь, что она из серии взбешенного дикобраза, — сказал я, и без дальнейших предисловий изложил все, как есть.
Мое сообщение потрясло их до глубины души. Тетя Далия была оглушена, как будто ее ударили обухом по затылку, а Бобби зашаталась, будто нажала на спусковой крючок приставленного к груди револьвера, не подозревая, что тот заряжен.
— Теперь вы понимаете, как будут развиваться события дальше, — сказал я, не с целью насыпать им соль на раны, а лишь для того, чтобы они до конца осознали серьезность положения. — Глоссоп сегодня возвращается в «Бринкли», чтобы приступить к своим обязанностям, и обнаруживает, что его величество закон ждет его с наручниками наготове. Вряд ли стоит надеяться, что он без звука согласится отсидеть полагающийся за такие подвиги тюремный срок, поэтому первым делом он откроет всю правду. «Я признаю, — скажет он, — что стащил эту идиотскую серебряную корову, но сделал я это, исходя из предположения, что прежде ее украл Уилберт, и что мне следует вернуть ее обратно в стойло». После чего он объяснит цель своего пребывания в доме, и все это, учтите, в присутствии мамаши Артроуз. И что же за этим последует? Сержант снимает с Глоссопа наручники, а мамаша Артроуз спрашивает, нельзя ли ей ненадолго воспользоваться телефоном, чтобы сделать междугородний звонок своему мужу. Папаша Артроуз внимательно ее выслушивает, и когда дядя Том спустя некоторое время приходит его навестить, он видит, что тот, скрестив на груди руки, встречает его угрюмым взглядом. «Траверс, — говорит он, — сделка отменяется». — «Отменяется?» — задрожав, как осиновый лист, спрашивает дядя Том. «Отменяется, — говорит Артроуз. — От-ме-ня-ет-ся. Не желаю иметь никаких дел с людьми, жены которых приглашают психиатров наблюдать за моим сыном». Недавно мамаша Артроуз крепко меня приложила, и потом спросила, как мне это нравится. Сейчас моя очередь задать вам тот же вопрос.
Тетя Далия рухнула в кресло, и лицо ее стало обретать свекольный оттенок. Сильные эмоции всегда оказывают на нее подобное действие.
— Мне кажется, единственное, что нам осталось, — сказал я, — это уповать на вмешательство высших сил.
— Ты прав, — сказала родственница, обмахивая пылающее лицо. — Роберта, ступай и пригласи сюда Дживса. А ты, Берти, садись в автомобиль и объезди всю округу, может быть, тебе удастся найти Глоссопа и предупредить об опасности. Ну, давай же, сделай хоть раз в жизни что-нибудь полезное. Чего ты дожидаешься?
Собственно говоря, я ничего не дожидался. Я просто размышлял о том, что поставленная предо мной задача подозрительно напоминает поиски иголки в стоге сена. Скажите, ну как можно найти врача-психиатра во время его законного выходного, разъезжая по Вустерширу на автомобиле! Для этого нужны ищейки, носовой платок, который они могли бы сперва понюхать, и тому подобные профессиональные хитрости. Но что мне оставалось делать?
— Ладно, — сказал я. — Чего ни сделаешь, чтобы угодить любимой тете.
Глава XXI
Как я и подозревал с самого начала, дурацкая затея потерпела полное фиаско. Я покатался по окрестностям около часа и, определив по характерному сосущему чувству в районе ватерлинии, что близится время ужина, лег на обратный курс.
Когда я вернулся в дом, Бобби сидела в гостиной. По напряженному выражению ее лица было заметно, что она чего-то ждет, и когда она сказала, что с минуты на минуту должны подать коктейли, я понял, чего именно.
— Коктейли? — сказал я. — Думаю, джин с тоником мне бы сейчас не повредил, а то, пожалуй, и пара. Тщетные поиски психиатров окончательно подорвали мои силы. Глоссопа нигде нет. То есть, где-то он, конечно, есть, но Вустершир надежно хранит свои тайны.
— Глоссоп? — удивленно спросила она. — Да он уже сто лет как вернулся.
Тут настала моя очередь удивляться. Меня поразило спокойствие, с которым она это сказала.
— Боже мой! Значит, все пропало!
— Что «все»?
— «Все» значит «все». Он арестован?
— Нет, конечно. Он открыл свое настоящее имя, и все объяснил.
— О, Господи!
— О чем ты? Ну, конечно, я же забыла. Ведь ты еще не знаешь. Дживс все уладил.
— Уладил?
— В мгновение ока. Все оказалось на удивление просто. Странно, как мы сами не додумались. По его совету Глоссоп признался, кто он такой, и сказал, что твоя тетя пригласила его в дом, чтобы наблюдать за тобой.
Я был оглушен, и наверняка рухнул бы на пол, не ухватись я за стоявшую на ближайшем столике фотографию дяди Тома в форме добровольцев Восточного Вустершира.
— За мной? — Я ушам своим не верил.