Том 1. Греция

В 1962 году в «Вестнике древней истории» была напечатана наша заметка об идеологии античной басни44. Она заключала обзор идейного содержания басен Федра и Бабрия; итоги этого обзора выглядели так: «Разрозненные суждения басен складываются в более или менее связную идейную концепцию. В мире царит зло; судьба изменчива, а видимость обманчива; каждый должен довольствоваться своим уделом и не стремиться к лучшему; каждый должен стоять сам за себя и добиваться пользы сам для себя – вот четыре положения, лежащие в основе этой концепции. Практицизм, индивидуализм, скептицизм, пессимизм – таковы основные элементы, из которых складывается басенная идеология. Это – хорошо знакомый истории тип идеологии мелкого собственника: трудящегося, но неспособного к единению, свободного, но экономически угнетенного, обреченного на гибель, но бессильного в борьбе. Первое свое выражение в европейской идеологии эта идеология находит у Гесиода, и уже у Гесиода („Труды и дни“, 202–212) она встречается с литературной формой (но не жанром) басни. В басне и получает эта идеология свое классическое воплощение. И если басня среди всех литературных жанров оказалась одним из наиболее долговечных и наименее изменчивых, то причина этому – именно живучесть и стойкость мелкособственнической идеологии».

Как известно, такой взгляд на идеологию басни не является общепринятым. Другие исследователи, напротив, отодвигают консервативные элементы басенной идеологии на второй план, а определяющим считают ее наступательный, социально-критический дух. Уже О. Крузиус, начинатель современного этапа изучения античной басни, афористически заявлял: «Басня – это моральный аккомпанемент крестьянского восстания». Его преемник А. Хаусрат прямо противопоставляет по идеологическому признаку греческую басню, народную и революционную, восточной басне, придворной и не борющейся, а поучающей. Последний из зарубежных исследователей басни М. Нёйгор хотя и не столь решителен в выражениях, однако тоже считает признаками басенной идеологии критицизм и оптимизм. И. М. Нахов заявляет, что главное у Эзопа – «наступательный, агрессивный дух его творчества, связанный с революционной борьбой греческого демоса против аристократии»; Я. А. Ленцман находит в эзоповских баснях черты идеологии рабов, позволяющие «взглянуть на рабов „изнутри“» и «установить, что они сами думали о своей судьбе». Наконец, в последней статье И. Фогта, напечатанной в «Вестнике древней истории», говорится: «Общеизвестно, что басенная поэзия со времени своего возникновения позволяет маленькому человеку говорить против сильных мира, что она… несет в себе сильное устремление к социальной критике. Греки сделали Эзопа творцом подобной поэзии и представили его рабом»45.

Басня – произведение народного творчества, не принадлежащее к канону «высоких жанров» античности. Понятие «народный» очень часто стихийно ассоциируется с понятием «передовой», «революционный» – по крайней мере в сознании прогрессивных ученых, а исследованием басен со времен Лессинга занимались преимущественно прогрессивные ученые. Но на современном уровне науки понятия «народности» и «революционности» требуют подхода более дифференциального. Марксистская наука в этом особенно заинтересована. Поэтому не случайно, что первая серьезная попытка пересмотра вопроса о басенной идеологии принадлежит историку-марксисту и напечатана не в филологическом, а в общественно-политическом журнале46. «Эзоповская басня действительно выражает дух античного пролетариата, но не полностью и не во все моменты истории», – пишет А. Ла Пенна. Трезвый анализ действительности говорил античному пролетариату (в Марксовом понимании этого слова), что судьба его – оставаться в угнетении; это был один аспект его мышления, и он нашел выражение в басне. Но мечта о свободе оставалась – это был другой аспект, и он нашел выражение в других формах – в аграрных программах народных вождей и в религиозно-социальных утопиях. Аспекты были непримиримы, и в этом была трагедия античного плебса.

Цель настоящей заметки – подтвердить эту точку зрения более подробным и исчерпывающим анализом идейного материала эзоповского сборника, чем это делалось кем-нибудь до сих пор. Материал ее ограничен основным ядром эзоповского корпуса – древнейшей сохранившейся «Августанской» рецензией, восходящей к I–II векам н. э. и включающей 231 басню. Более поздние напластования заслуживают отдельного разбора. Тексты и нумерация басен – по изданию Б. Э. Перри47.