Читаем Том 1. Греция полностью

Басня Бабрия сложилась в другое время и в другой обстановке. Не философия, а риторика была центральным культурным явлением его эпохи. Это было время подготовки и начала того расцвета эпидиктической риторики, который получил название второй софистики. Школьные упражнения, на которых молодые люди вырабатывали блеск ораторской техники, – этопеи, контроверсии и свазории, похвалы и порицания, толкования мифов, описания, рассуждения на темы сентенций и хрий – выносятся из школы на публику, обрабатываются как самостоятельные литературные произведения, находят место в собраниях сочинений того или иного оратора. Басня была первой в ряду риторических прогимнасм, и внимание к ней в такой обстановке вполне понятно. Если Федр был одинок среди современников со своим интересом к басне, то басни Бабрия перекликаются с многочисленными басенными примерами, рассеянными в произведениях Плутарха, Диона Хрисостома, Лукиана, Апулея, Аппиана, Филостратов и других писателей его эпохи (не говоря уже о несохранившихся басенных сборниках Плутарха и Никострата). Басня Бабрия – порождение риторической школы греческого Возрождения с ее духовным аристократизмом, эстетством и культом древности. Ее религиозный скептицизм живо напоминает вольнодумство Лукиана, ее идиллические мотивы заставляют вспомнить об Элиане, который от зрелища человеческой суеты искал спасения в наблюдении мира животных (Ael., De nat. an., epil.). Ученость и изящество за внешней простотой и легкостью речи, аристократическое презрение к черни под традиционной народностью тем и сюжетов, сочетание дидактичности и заботы о красоте слога, совмещение архаической стилизации с новейшей изысканностью – все эти черты роднят басню Бабрия с литературой второй софистики.

В творчестве Федра и Бабрия с наибольшей яркостью определилось расхождение двух направлений в античной басне – плебейского, моралистического, опирающегося на традицию использования басни как иллюстрации в философском поучении, и аристократического, эстетизирующего, опирающегося на традицию использования басни в качестве школьного риторического упражнения. В баснях Федра слышатся отголоски древнейшего («эзоповского») периода истории басни, когда басня была боевым оружием демоса VII–VI веков до н. э. в борьбе против знати; басни Бабрия представляются законченным выражением позднейшего периода, когда общественное значение басни сходит на нет и она сохраняет только художественную ценность.

<p><strong>СТИЛЬ ФЕДРА И БАБРИЯ</strong></p>

Текст дается по изданию: Гаспаров М. Л. Стиль Федра и Бабрия // Язык и стиль античных писателей / Отв. ред. А. И. Доватур. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1966. С. 46–54.

Римский поэт Федр, писавший в I веке н. э., и греческий поэт Бабрий, писавший во II веке н.э., – два классика античной басни. Их имена связаны с важнейшим переломным моментом в развитии этого жанра: в их творчестве басня впервые перестает быть жанром устной словесности и становится жанром художественной литературы. Конечно, и до Федра и Бабрия басенные сюжеты попадали из фольклора в литературу; но басни как самостоятельного литературного жанра еще не существовало. Басни бытовали тогда в литературе двояко. Во-первых, в качестве довода или иллюстрации в рамках произведения иного жанра – примеры этому многочисленны и общеизвестны, начиная от Гесиода с его притчей о соловье и ястребе и кончая сатирами Горация. Во-вторых, в виде сборников басенных сюжетов, записанных схематично и сухо, и служивших черновым материалом для школьных риторических упражнений, – такие сборники дошли до нас под заглавием «басен Эзопа»; состояние текста этих записей убедительно показывает, что они не считались завершенными художественными произведениями, и каждый переписчик мог редактировать их по-своему. Будучи вставлены в большие произведения, басни получали художественную обработку, но не имели жанровой самостоятельности; будучи записаны в школьных сборниках, они обретали самостоятельность, но не имели художественной обработки. В творчестве Федра и Бабрия эти две стороны совместились: была создана античная литературная басня.

Федр был создателем латинской литературной басни, Бабрий – греческой. В истории басенного жанра их имена стоят рядом. И в то же время трудно найти двух других поэтов, которые представляли бы столь полную противоположность друг другу. Федр и Бабрий противоположны во всем: и в идейной направленности своего творчества, и в тематике, и в стиле. Как ни странно, эта глубокая противоположность до сих пор не была должным образом отмечена ни одним из ученых, занимавшихся античной басней.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гаспаров, Михаил Леонович. Собрание сочинений в 6 томах

Том 1. Греция
Том 1. Греция

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей максимально полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его исследований. В первый том включены работы Гаспарова по антиковедению, главным образом посвященные Древней Греции. Наряду с аналитическими статьями, составляющими основное содержание тома и объединенными в тематические группы по жанровому и хронологическому принципу, в издание входят предисловия и сопроводительные статьи к переводам древнегреческих памятников. В них предельно сжато и ярко характеризуется как творчество отдельных поэтов (например, Пиндара), так и художественная специфика целого жанра (эпиграммы или басни). Эти статьи неотделимы от собственно переводов, фрагменты которых включены в каждый тематический раздел, поскольку в понимании Гаспарова перевод – едва ли не главная форма осмысления античного наследия. Главная в том числе и потому, что своей важнейшей задачей он считал приблизить к пониманию античности максимально широкую аудиторию. Потому этот том открывается «Занимательной Грецией» – одновременно и самым «ненаучным», и самым популярным трудом Гаспарова, посвященным древности. В нем как нельзя лучше прослеживается идея, объединяющая все столь разнообразные работы ученого: сделать античные тексты и античных авторов не просто понятными, но и говорящими языком естественным и близким читателю современной эпохи.

Михаил Леонович Гаспаров

История
Том 2. Рим / После Рима
Том 2. Рим / После Рима

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей максимально полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Гаспаров прежде всего знаменит своими античными штудиями, хотя сам он называл себя лишь «временно исполняющим обязанности филолога-классика в узком промежутке между теми, кто нас учил, и теми, кто пришел очень скоро после нас». Он также много занимался Средними веками и особенно много – переводил. Во втором томе собрания сочинений М. Л. Гаспарова представлены работы о литературе древнего Рима и о латинской литературе последующего периода, в основном средневековой. Они предназначались для изданий разного профиля и сами поэтому имеют разножанровый характер: панорамные картины больших историко-литературных периодов, тонкие портреты виднейших древнеримских поэтов, глубокие аналитические разборы отдельных произведений. Связывает обе части тома одна из главных для Гаспарова тем – история, содержание и судьба античной риторики, а также интерес к поэзии – от Катулла и Овидия к средневековым вагантам. В этом томе, как и в предыдущем, исследования М. Л. Гаспарова сопровождаются его художественными переводами, работа над которыми велась параллельно с научными изысканиями.

Михаил Леонович Гаспаров

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Том 3. Русская поэзия
Том 3. Русская поэзия

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Во всех работах Гаспарова присутствуют строгость, воспитанная традицией классической филологии, точность, необходимая для стиховеда, и смелость обращения к самым разным направлениям науки.Статьи и монографии Гаспарова, посвященные русской поэзии, опираются на огромный материал его стиховедческих исследований, давно уже ставших классическими.Собранные в настоящий том работы включают исторические обзоры различных этапов русской поэзии, характеристики и биографические справки о знаменитых и забытых поэтах, интерпретации и анализ отдельных стихотворений, образцы новаторского комментария к лирике О. Мандельштама и Б. Пастернака.Открывающая том монография «Метр и смысл» посвящена связи стихотворного метра и содержания, явлению, которое получило название семантика метра или семантический ореол метра. В этой книге на огромном материале русских стихотворных текстов XIX–XX веков показана работа этой важнейшей составляющей поэтического языка, продемонстрированы законы литературной традиции и эволюции поэтической системы. В книге «Метр и смысл» сделан новый шаг в развитии науки о стихах и стихе, как обозначал сам ученый разделы своих изысканий.Некоторые из работ, помещенных в томе, извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.Труды М. Л. Гаспарова о русской поэзии при всем их жанровом многообразии складываются в целостную, системную и объемную картину благодаря единству мысли и стиля этого выдающегося отечественного филолога второй половины ХХ столетия.

Михаил Леонович Гаспаров

Литературоведение
Том 4. Стиховедение
Том 4. Стиховедение

Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности.В четвертом томе собраны его главные стиховедческие работы. Этот раздел его научного наследия заслуживает особого внимания, поскольку с именем Гаспарова связана значительная часть достижений русского стиховедения второй половины XX века.Предложенный здесь выбор статей не претендует на исчерпывающую полноту, но рассчитан на максимальную репрезентативность. Помимо давно ставших классическими, в настоящий том вошли также незаслуженно малоизвестные, но не менее важные труды Гаспарова, в соседстве с которыми тексты, отобранные самим автором, приобретают новое качество. Эти работы извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.Также здесь представлены его энциклопедические статьи, где четко и сжато сформулированы принятые им определения фундаментальных понятий стиховедения.Труды М. Л. Гаспарова по стиховедению остаются в числе важнейших настольных справочников у всех специалистов по истории и теории стиха.

Михаил Леонович Гаспаров

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное