Том 1. Камни под водой

Бадуков, Чепин и Ванваныч сидели на самом краю этого носа, закрывая Росомаху от ветра и брызг своими спинами, и коченели. Ниже их захлебывалась в волнах дымовая труба «Полоцка», и вид дымовой трубы, в которой плещется вода, был так странен, что они старались не глядеть в ту сторону. Но в двухстах метрах от «Полоцка» нависали над кипящей водой черные и бесстрастные скалы берега. И смотреть туда также не хотелось, потому что там была смерть — костедробилка, как выразился Чепин.

Матросы смотрели на море — только оттуда могло прийти спасение. Где-то там, торопясь к ним, расшвыривала штормовые волны родная «Кола». В ее рубке жевал папиросу за папиросой холодный человек Гастев, у форсунок в котельном стояли свои дружки-кочегары, а у штурвала — Витька Мелешин, который давно уже снял канадку Чепина и остался в одной тельняшке, чтобы легче было работать и торопить «Колу» на выручку корешей.

И Бадуков, и Чепин, и Ванваныч, коченея под ветром, ждали от «Колы» спасения и верили в него, потому что верили в свою «Колу», в мастерство Гастева, в крепкие руки друзей у форсунок, у штурвала. И каждый из них думал о своем. Бадуков повторял про себя имя Галки, и от этого имени ему становилось теплее. Чепин заставлял себя думать только о том, как он будет всем теперь рассказывать историю с «Полоцком» и какая тишина наступит, когда он дойдет до своего прыжка за боцманом. Ванваныч думал о матери: если он останется жив, никогда даже не заикнется о всей этой истории — зачем пугать старуху до смерти? И жалел свои помпы, которым вряд ли придется когда-нибудь откачивать воду из трюмов тонущих кораблей.

А Росомаха, впав в забытье, ничего не ощущал, не понимал, и только мерцающий ослепительный свет, который мерещился ему, связывал его с жизнью.

Матросы смотрели в море слезящимися, обмерзающими глазами. «Кола» должна была показаться с минуты на минуту. «Полоцк» медленно, но неуклонно продолжал погружаться. Теперь труба больше не пугала своим необычным видом, потому что совсем скрылась под водой, и только бурун на том месте напоминал о ней. Мелькнула в волнах бочка из-под капусты, и, заметив ее, Ванваныч спросил, спросил тихо, но все услышали его:

— А не хочется помирать, кореша?..

— Поддуй мне жилет, ты, раззява, — сказал ему Чепин. — Когда он туго надут — не так холодит.

— А ты мне, — попросил Бадуков, трудно шевеля застывшими губами.

Росомаха все не приходил в себя, но его размокшее, безвольное тело вдруг напряглось, скорченные руки с нечеловеческой силой стали хвататься за станину брашпиля. Боцман весь выгнулся и забился в судорогах. Троих матросов едва хватило, чтобы не дать ему размозжить голову о сталь и чугун.

— Держи его лучше, Леха! — орал окровавленным ртом Чепин.

— А я что делаю?! — огрызался Бадуков, подставляя колени под мечущуюся голову Росомахи и ловя его плоские, закаменевшие руки.

— Не надо сейчас ссориться, — просил миролюбивый Ванваныч. — Не надо!

— Заткнись! — взорвался Чепин. И оттого, что он так орал и ругался, Ванванычу почему-то становилось легче.

Судороги у боцмана кончились так же внезапно, как и начались. Он затих, глядя прямо перед собой широко раскрытыми, бессмысленными глазами. На мокром лице рыжела густая давняя щетина. Волосы перепутались и налипли на лоб.

— Эх, боцман, боцман, — с сочувствием и жалостью произнес Чепин, переводя дыхание после борьбы.

— У него где-то сын есть, — сказал Бадуков, затягивая шнурки капюшона на подбородке Росомахи. — И жена…

— Отвоевался боцман. Ему теперь к причалу пора, — сказал Ванваныч.

— Смотря к какому, — тихо сказал Чепин и вдруг опять выругался.

Они замолчали, глядя на штормовое море. Ветер хлестал по их лицам.

А Росомахе все чудился перед глазами свет. Такой яркий, будто все маяки, и створы, и буи, и бакены, какие только он видел в жизни, светили теперь ему.

1958

По сибирской дороге

Почему он все-таки согласился ехать? А кто его знает почему! Он двадцать раз сказал Хрумилину, что не поедет. И при этом двадцать раз хватил кулаком по хлипкому столу в прорабке. От этих ударов стол качался и будто приседал на сосновых ногах, потому что кулак у Боярикова — дай бог каждому.

В начале разговора со старшим прорабом Бояриков совершенно твердо знал про себя, что никуда больше не стронется. Хватит! Не может человек за сутки проехать по таким дорогам чуть ли не полтысячи километров и не спать две ночи подряд. Нужно? Нужны изоляторы на шестом участке? Мало ли… По всей стройке что-нибудь нужно. При чем здесь он, Бояриков?

— Это надо. Тебе это по силам. Ты должен сделать. Я в тебя верю, — сказал ему Хрумилин.

Начальник — хитрый человек, знает, как разговаривать с настоящими шоферами. Но и Бояриков не лыком шит.

— Я благодарю начальство за доверие, — ответил Бояриков, — но человек должен спать каждый день. Особенно, если у этого человека фашисты прострелили лопатку, а другая пуля и до сих пор сидит у него в заднице. Это надо учитывать. Пружины в шоферском сиденье из стали сделаны. И если пружина давит тебе на пулю, а ты ведешь целые сутки семитонный МАЗ по таежной дороге…