Том 1. Хоббит. Властелин колец. Братство кольца. Часть 1

Андреев вводит понятие метакультуры — двуострой пирамиды иноматериальных миров, на одном из полюсов которой находится демиург — светлый народоводитель, а на другом — демон-охранитель сверхнарода, называемый также демоном великодержавной государственности. Нельзя не поразиться совершенно одинаковому взгляду на власть, как человеческий институт, выраженному Андреевым и Толкином. Андреев полагает любую форму власти — тоталитарную или демократическую, — изначально демонизированной, он упрямо повторяет мысль о том, что корни зла в этом мире будут прорастать снова и снова, пока существует само понятие человеческой власти, не ограниченной этическим контролем. Андреев утверждает, что множество произведений человеческой культуры и вообще творческих устремлений человека инициированы из мира даймонов, «старших братьев человечества». Взгляд Толкина на эльфов, изложенный в эссе «О волшебных историях», удивительно близок к видению Андреева.

Существует немало и текстологических совпадений. Отдельные фрагменты «Розы Мира» почти дословно воспроизводят соответствующие места в «Сильмариллионе» — особенно там, где речь идет о демиургах или ангельских силах.

Отмечать удивительное чутье и пристрастие Толкина к лингвистическим основам языка стало уже общим местом. Подобным же чувством был наделен и Андреев. «Роза Мира» содержит множество слов, не имеющих аналогов ни в одном из земных языков. Но Андреев не «придумывал» эти слова. Обостренным внутреним слухом поэта он улавливал их звучание на языках слоев инобытия и героически старался воспроизвести их с помощью привычных нам звуков.

Между кафедрой оксфордского университета и Владимирской тюрьмой есть некоторая разница, не позволившая автору «Розы Мира» уделить больше внимания чисто лингвистической стороне своих работ. Однако из биографии Андреева известно, что в детстве непоседливого ребенка удавалось привлечь к систематическим занятиям только обещанием показать в случае хорошего поведения очередную букву санскритского алфавита.

Итак, Андреев не придумывал слов, а слышал слова на языке Старшей речи. Толкин конструировал язык Старшей речи. В обоих случаях имеется в виду язык старших планов инобытия, поэтому нет ничего удивительного в том, что эльфийское «Эннорат» или «Эннораф» — Среднеземье — фонетически сходно, например, с термином «Энроф», которым Андреев обозначает план бытования человека в планетарном космосе Земли.

Миры Толкина и Андреева обладают огромной силой убедительности. Есть у этих «фантазий» и еще одно свойство.

«Особое состояние «радости», вызываемое удавшейся Фантазией… может быть объяснено внезапным отсветом пред-лежащей реальности, или истины… Иногда же мы видим на краткий миг видение, которое может быть далеким отсветом или отблеском «благовестия» в реальном мире…» — пишет Толкин в одном из писем, а в эссе объясняет: «За всеми этими историями стоят реальные силы, независимые от разума и намерения людей». Волшебные сказки создаются людьми, но Волшебный Мир, Фэйриэ, создать нельзя, ибо он уже существует. В этот мир человек может войти иногда, но всегда «по приглашению». Толкин, как и Андреев, считал, что большинство образов, рождающихся в человеческом сознании и традиционно приписываемых фантазии, рождены иным уровнем бытия, тем самым волшебным миром, где эльфы-даймоны — хозяева, а люди — гости.

Это, разумеется, вовсе не значит, что фантазия самого человека не способна создать тот или иной образ самостоятельно, без воздействия «из-за порога». Конечно, может. Однако образ, созданный «самостоятельно», произведение, рожденное сознанием только человека, без со-творчества с иным уровнем бытия, так и останется фантазией, сколь угодно изящной поделкой, иногда захватывающей, иногда поражающей или устрашающей, но не задевающей тех струн души человека, которые тихим звоном отзываются на присутствие в литературном, музыкальном или любом другом произведении искусства отзвуков Истины. А возникают они лишь тогда, когда человек творит в со-творчестве со Старшими, Перворожденными…

«Меня никогда не покидало ощущение, что я не столько пишу, «сочиняю», сколько записываю то, что уже происходило однажды где-то «там», что это не мои изобретения или выдумки…» (из письма М. Уолдмэну, 1951 г.). Таких писателей Андреев называет «вестниками». Его определение звучит так: «вестник — это тот, кто, будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь^ образы искусства в широком смысле этого слова высшую правду и свет, льющиеся из миров иных». Это определение полностью относится и к профессору Толкину.

И Андреев, и Толкин потратили жизнь на то, чтобы вернуть Мифу изначальную значимость. На протяжении всей истории миф возникал и жил, как попытка отображения в сознании человека здешнего, трехмерного мира реальности многомерного планетарного космоса, существовавшего задолго до человека.