Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики

– Это на американском, на твоем, можно в крахмальной гаврилке щеголять, – оправдывался Бухвостов. – А тут живо к черту вымажешься…

Но Настя распекла всех за грязь, беспорядок.

– Вы что думаете, футболисты? – сказала она. – Я вот тоже сперва относилась так к американской машине. Лишний шик, мол, а теперь вижу, какая у них замечательная машина, сколько у нас наша неряшливость километров в час съедает. Сколько воды тащили из-за этого!..

Она говорила, энергично потряхивая волосами, задорная и строгая. Карасик улыбкой участвовал в беседе глиссерщиков. Ему очень хотелось поговорить с Настей, Настя оглянулась на него:

– Ну, товарищ Евгений Кар, как вам у нас?

К Карасику не прививался псевдоним. Все просто его называли Карасиком. Но тут как раз он предпочитал, чтобы конструкторша называла его интимно – Карасик. Обращение «Евгений Кар» огорчило его официальностью.

– Корреспондент наш – молодец! – сказал Баграш. – Он уже в футбол стукает…

– И от мяча не бегает, – отвечал Бухвостов.

– И в воду больше не падает, – добавил Фома.

– А вы, видно, так меня и не признаёте? – сказала вдруг Настя, смотря на Карасика.

Карасик давно уже мучился, стараясь вспомнить, где он встречался с этой девушкой. И теперь только он вспомнил.

Глава XXII Настя

С Настей Валежной он познакомился в воздухе на высоте девятьсот пятьдесят метров три года назад. Это был первый дальний рейс нового советского многомоторного самолета. Летели строители, инженеры, члены правительства, журналисты. Карасик был командирован спецкором. Пассажиры дремали в мягких креслах, убаюканные шумом мотора. Самолет слегка бросало. Ветер был сильный, и вскоре шатание усилилось. Горизонт то закрывал, вздымаясь, все окно, то заваливался куда-то под пол. Земля качалась внизу, как качается плоскость воды в резко сдвинутой кадушке. Самолет лез, слегка покачиваясь, в воздушную гору, потом вдруг ухал носом в бездну. Ноги никак не могли достать уходящий из-под них пол. Хотелось схватиться за ручку кресла, за сиденье, за что-нибудь надежное, неподвижное. Но все летело к черту в прозрачную яму, в воздушный провал. Начиналась болтанка.

Позади Карасика в кресле страдал плотный военный. Это был почтеннейший из пассажиров. Его грудь была украшена не одним орденом Красного Знамени. Ему было душно, он расстегнул ворот и с отвращением посматривал в окно, где пучился и опадал горизонт. Проклятая болтанка! Его, одного из славнейших героев гражданской войны, участника лихих боев, трясло сейчас, как пехотинца в седле. Ему было неловко, ему было худо. Его мутило. Глядя на него, стали страдать и другие. В это время в потолке кабины открылась дверца люка. Показались маленькие ноги в штанинах комбинезона, потом по стальной отвесной лесенке мигом спустилась проворная, тоненькая девушка. Ее появление сверху было неожиданно и даже несколько обидно для пассажиров. Все считали себя гордо реющими выше всех, а тут, на поди, оказывается, над ними, выше них была какая-то девчонка.

Пассажиры забыли, что над ними помещение для борт-механиков и мотористов. Девушка, нагнувшись, долго и внимательно глядела через окно кабины на вросшие в крылья моторы. Потом она взглянула на пассажиров и улыбнулась. Улыбка у нее была славная, необидная, подбадривающая. Приосанились даже самые укачавшиеся пассажиры. Военный на минутку тоже подобрался было, но самолет резко осел вбок и вниз. Тошнота скрутила военного. Девушка, уверенно ступая по шаткому полу, подошла и заботливо склонилась к нему. Карасик увидел, что к ее комбинезону, рядом со значком «КИМ», приколота крохотная тряпичная куколка: футболист с круглой пуговкой, изображающей мяч. Военный силился улыбнуться.

– Что, мутит вас, товарищ? – просто спросила девушка.

Она открыла шкафчик на переборке кабины и вынула оттуда несколько пергаментных пакетов.

– Пожалуйста, товарищ, – сказала она. – Вот берите. Вы не стесняйтесь… если мутит…

– Ну, ну, ладно, – пробормотал военный. – Оставьте, я уж как-нибудь обойдусь сам.

– Тут ничего такого нет. Закачало, и всё. Это со всеми может быть.

Она достала какой-то флакон, смочила полотенце и обтерла лицо военного. Тот уже не сопротивлялся. Девушка обращалась с ним просто, ласково и весело. Исчезла напряженная неловкость. И Карасику даже стало обидно, что его не берет тошнота и девушке нет причины подойти к нему.

– Вы борт-механик?! – крикнул он, стараясь переорать мотор.

– Нет еще, куда там, – отвечала девушка. Ее высокий голос легко проходил сквозь моторный гром и рычанье выхлопов. – Я мотористка-студентка на практике. Ну и к пассажирам приставлена по совместительству.

Они разговорились, раскричались. Рев мотора плотно со всех сторон окружил их, как бы укрывая от постороннего слуха. Девушка рассказала.

Ее зовут Анастасией, в общем Настя. Она из детского дома, комсомолка. Любит воздух и быстроту. Еще в детском доме увлекалась книжками о самолетах, о моторах. Все смеялись: куда такой малявке да с моторами. Работала в авиамастерской, теперь мотористка, хочет быть авиаинженером…