Молодая, элегантно одетая супружеская чета прошла мимо, ведя за руку маленькую девочку, одетую в шелк и кружева. Бедный переписчик узнал своего прежнего товарища по торговому бюро. Тот сделал вид, что не узнал его. Чувство зависти так остро шевельнулось в бедном человеке, что причинило ему еще большее огорчение, чем само его бедственное положение: он так охотно очутился бы на месте своего бывшего товарища. Теперь он был членом другого слоя общества, более низкого, и естественно, что более счастливый возбуждал его зависть. Вероятно, и те грязные старухи, что сидят там на паперти, завидуют его жене, и, вероятно, те богачи, которые лежат здесь под красивыми памятниками, завидовали бы тому, что у него дети, так как они покинули этот мир, оставив без наследников свои майораты. В каждой жизни есть свои недочеты, но почему всегда случается так, что в жизни преуспевают те, кому и так хорошо живется? Добрый, справедливый Господь, почему так неравно распределил Он свои дары? И не лучше ли было бы жить всем без Бога, поверив раз навсегда, «что ветер, дует откуда ему вздумается, и мало заботится о наших обстоятельствах». Но без церкви нет утешения, а зачем оно, это утешение? И не лучше ли было бы устроиться так, чтобы не нуждаться ни в каком утешении? Эти мысли прервала старшая дочь, прося сорвать липовый листочек и сделать из него зонтик для куклы. И едва он влез на скамейку, чтобы сорвать лист, как появился полицейский и грубым голосом заметил, что листья рвать запрещено. Новое унижение! И к тому же полицейский попросил запретить детям сидеть на памятниках, так как это тоже запрещено.
— Лучше всего пойдемте домой, — сказал с возмущением несчастный муж. — Как много заботятся о мертвых и как мало о живых!
И они пошли домой.
Муж сел за работу. Ему нужно было переписать рукопись академической лекции, в которой трактовалось о переросте населения.
Он не мог не заинтересоваться содержанием и стал перелистывать тетрадь. Молодой автор, принадлежащий к этической школе, восставал против порока. И что же такое этот порок? То, благодаря чему мы все появились на свет божий, то самое пожелание, которое возвещает пастор новобрачным, говоря: плодитесь и размножайтесь! А молодой автор писал: «Кроме супружеских, все сношения полов являются неизгладимым пороком, а в браке — первый долг дать волю своему расположению и т. д.» И все эти слова он должен был написать своею собственной рукой! Такая масса морали и ни одного слова разъяснения! В конце молодой философ доказывал, что громадные поля пшеницы показывают, что никакого перероста населения нет и что теория Мальтуса не только неверна, но и безнравственна — как с точки зрения буржуазной морали, так и с общечеловеческой.
И несчастный отец семейства, который уж столько лет не пробовал хорошего хлеба, встал, чтобы идти есть грубую кашу со снятым молоком, наполнить желудок, но отнюдь не насытиться.
Ему было очень горько; но не от того, что приходилось плохо питаться, составляло главную беду, а от того, что волшебная фея веселого настроения духа уже совсем отучилась навещать его. Дети ему казались только обузой, а любимая женщина — самым злым врагом, презренным и презирающим!
А источник этой печали? Недостаток хлеба. О, этот мир противоречий! И наука, занявшая место религии, не давала никакого ответа на все сомнения, она констатирует лишь факты и спокойно предоставляет умирать с голоду и детям и родителям!
Кукольный дом
Они были уже шесть лет женаты, но жили так же счастливо, как в медовый месяц. Он был флотский капитан и каждое лето должен был уезжать из дома на многие месяцы. Эти путешествия были настоящим благословением. Если к концу зимы появлялись в отношениях супругов некоторые шероховатости, то летнее путешествие освежало до основания их совместную жизнь.
В первое лето он ей писал настоящие любовные письма, не пропускал ни одной стоянки, не опустив письма, и когда наконец увидел шведский берег, то не мог на него досыта наглядеться. В Ландсорте он получил от нее телеграмму, что она его встретит в Даларо, и когда его корвет у Ютхольпа стал на якорь и он увидел маленький голубой платочек, которым махали с веранды почтамта, то уже знал, что это предназначалось ему. Но у него еще было так много дел на пароходе, и до самого вечера ему не удалось сойти на землю. Когда он подъезжал в шлюпке и увидал ее стоящей на пристани, молодую, свежую и прекрасную, то у него было такое чувство, как будто он переживает снова день своей свадьбы. И какой приятный маленький уют сумела она устроить в двух небольших комнатках гостиницы! Как много было у них рассказать друг другу о путешествии, о малыше, о будущем. Вино искрилось в бокалах, звучали поцелуи; снаружи слышались звуки вечерней зори, но это его не касалось, он мог остаться еще на один час.
Как, он все-таки должен был уйти?
Да, собственно, он и совсем не должен бы был покидать корабль, но если он к утренней зоре уже вернется, то это сойдет.
— А когда бывает утренняя зоря?
— В пять часов.
— Так рано!
Но где она будет спать эту ночь?