В Стокгольме он начал устраивать себе новую жизнь согласно с современными течениями. Любовь к жене остыла, он искал утешения вне дома, не чувствуя себя неверным по отношению к жене, так как в их отношениях не могло быть и места чувству верности.
В общении с другим полом он впервые совершенно ясно понял свое унизительное положение.
Елена видела, как он становился все более чужим ей, их совместная жизнь сделалась невыносимой, и катастрофа казалась неизбежной.
День открытия риксдага приближался. Елена выглядела неспокойной и, казалось, переменила свое отношение к мужу. Ее голос приобрел мягкость, и, казалось, она начала заботиться о том, чтобы все для мужа было хорошо устроено. Она стала следить за слугами, смотреть за тем, чтобы все было в порядке и чтобы обеды подавались вовремя. Он наблюдал ее с недоверием и спокойно ожидал чего-то необычного.
Однажды за утренним кофе Елена была очень озабочена, что, вообще-то, было не в ее привычках. Она теребила салфетку и наконец, набравшись мужества, высказала свое желание.
— Альберт, — начала она, — ты, конечно, исполнишь одну вещь, о которой я тебя попрошу, не правда ли?
— Что это за вещь? — спросил он коротко и сухо, так как он знал, что начинается атака.
— Ты, конечно, сделаешь что-нибудь для угнетенных женщин, не правда ли?
— Кто эти угнетенные женщины?
— Что? Ты изменил нашему делу, нашему великому делу?
— Что это за дело?
— Дело женщин!
— Я такого не знаю!
— Ты такого не знаешь? О! Ты! Да разве женщины нашего народа не находятся в состоянии унизительного угнетения?
— Нет, я не вижу, в чем женщины больше угнетены, чем мужчины из народа. Освободи мужчину от его эксплуататоров, и его жена будет тоже освобождена.
— Но эти несчастные, которые должны себя продавать… и дурные мужчины…
— Которые настолько дурны, что платят, не правда ли? Видела ли ты, чтобы кто-нибудь платил за то, чем пользуются обе стороны?
— Об этом нет речи, вопрос в том, что закон действует неправильно, наказуя одну сторону, а другую оставляя ненаказанной.
— Это не неправильность. Одна сторона унижает себя тем, что продается и делается источником отвратительной заразы. Государство обращается с ней, как с бешеной собакой. Если ты найдешь мужчину, который бы унизил себя так глубоко, — хорошо, поставь его также под надзор полиции. Ах, вы — чистые ангелы, вы, которые презираете мужчину, как грязное животное! Чего, собственно, хочешь ты от меня? Что я должен сделать?
Только теперь он увидел, что у нее в руках был манускрипт; он взял его у нее и начал читать.
— Доклад риксдагу? Итак, я должен быть соломенным мужем и эту вещь выдать за свою. Разве это возможно? Можешь ты за это ручаться своею совестью?
Елена встала, разрыдалась и бросилась на софу. Он подошел к ней, взял за руку и пощупал пульс, нет ли у нее лихорадки; она ухватила за его руку и прижала ее к груди.
— Не оставляй меня, — шептала она, — останься со мной и дай верить в тебя.
Это было в первый раз, что она дала волю своим чувствам. Итак, прекрасное тело, на которое он любовался и которое любил, могло ожить! Итак, в этих жилах текла горячая кровь, эти прекрасные глаза могли проливать слезы! Он гладил ее по голове.
— Ах, — сказала она, — как мне хорошо, когда ты меня гладишь! О, Альберт, так должно быть всегда!
— Да, и почему это не так — почему?!
Елена опустила глаза и тихо повторила:
— Почему?
Ее рука не спешила вырваться из его рук, и он чувствовал, как от нее исходила теплота и как опять воскресало все то, что он раньше чувствовал к ней, — на этот раз в нем была полная надежда.
Наконец он поднялся.
— Не презирай меня, — сказала она, — слышишь, не презирай меня!
И она прошла в свою комнату.
«Что это было, — спрашивал себя Альберт, выходя из дома. — Наступил ли в ней кризис? Начиналась ли ее жизнь женщины?»
Целый день ему пришлось пробыть вне дома.
Когда он возвратился домой, то заметил свет в комнате Елены. Как можно тише прошел он мимо — внутри он услыхал тихий кашель. Он прошел к себе в комнату, взял газету и сигару и начал читать. Вдруг он услышал, что дверь комнаты Елены отворилась, послышались легкие шаги в гостиной. Он вскочил, чтобы посмотреть, в чем дело; его первая мысль была: пожар.
В гостиной стояла Елена в ночном костюме.
Увидев мужа, она коротко вскрикнула и бросилась назад в свою комнату, где остановилась с поднятой головой.
— Прости, Альберт. Это ты? Я не знала, что ты уже дома, я думала, что это воры.
И закрыла опять свою дверь.
Что это значило? Проснулась ли в ней любовь? Он остановился перед зеркалом. Могла ли его любить женщина? Он был очень дурен собой. Но когда души соприкасаются… и вообще, так много некрасивых мужчин, у которых красивые жены. Но в большинстве случаев эти мужчины были или богаты, или занимали высокое положение.
Поняла ли Елена ложь своего и его положения? Или она заметила, что он от нее отдаляется, и захотела его вернуть к себе?
Он не знал, что думать.
На другое утро, когда они встретились за кофе, Елена была мягко настроена. Профессор заметил на ней новый капот, отделанный кружевами, который так хорошо оттенял ее красоту.