Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

Ничье присутствие не могло быть в данную минуту менее желательным для впавшей в отчаяние женщины, как присутствие отца, которого она недавно выгнала из дома и который теперь, стоя за забором, готов был принять отверженную в свои объятия. Ей показалось, что опять сверхъестественная злая сила, которую она готова была назвать роком или дьяволом, послала ей навстречу старика, чтобы ее поймать, опять втянуть в темное прошлое, надсмеяться над ее несчастьем и из мести ее терзать, душить костлявыми руками… и действительно, он обнял ее дрожащие плечи, и она почувствовала запах табака и водки из его рта, прижавшегося к ее щеке.

Не отвечая на его слова, вырвалась она из его объятий и стремглав убежала в глубь леса.

* * *

Наступил вечер. С моря поднялся сильный туман, покрыл поле и распространился в лесу, где уничтожил всякие очертания, всякий цвет и свет. Текла, однако, не останавливаясь шла вперед, раздирая платье о колючие ветки, растрепывая волосы, разбивая ноги о корни и камни.

Но она шла быстро вперед, и внутренний огонь предохранял ее от ночной стужи; одно страстное чувство придавало силы разбитому телу: мысль о мщении той, которая лишила ее рая и вернула к унижению и позору.

Темнота все более сгущалась; певчие птицы замолкли в лесу, и дорога становилась все тяжелей. Наконец она почувствовала, что земля проваливается под ней, ноги вымокли, и она спотыкалась на каждом шагу, пока не остановилась, уцепившись за ствол дерева. Кровь билась в висках, голова кружилась и, казалось, хотела лопнуть от всех злых мыслей, накопившихся в ней с детства. Она кляла Бога, кляла мать и отца, призывала черта, просила его быть ее защитником против Неба, скрывшего от нее свет, только чтобы ввергнуть в тьму. Укрепленная сознанием, что есть кто-то, кому ей молиться, у кого просить помощи и который тоже однажды на заре времен был прогнан с неба, она продолжала путь… И нога ступила на сухую, довольно ровную тропинку. Она была услышана, решила она, и почувствовала себя под охраной высшей власти, все равно какой; она чувствовала, что невидимая рука ведет ее, побежала по тропинке не спотыкаясь и наконец, перепрыгнув через канаву, очутилась на большой проезжей дороге.

* * *

Она шла всю ночь по проезжей дороге, не зная, куда та ведет. Когда засветилась заря и побледнели звезды, она увидела направо от дороги вырубленную в лесу прогалину, на которой возвышались подмостки, вроде тех, на которых на ярмарках упражняются бродячие комедианты. На помосте возвышались столбы, висели платки, вероятно изображающие занавес, а посреди помоста стоял алтарь, как тот, на котором была принесена в жертву богам Ифигения; перед самым алтарем был виден люк; вероятно, через него комедианты уходили в преисподнюю.

Она взобралась по ступенькам, решив отдохнуть и посушить на солнце платье и обувь.

Поднявшись на подмостки и воображая себе сотни зрителей, сидящих на полянке, она испытала зависть, которую всегда испытывала ко всяким актерам. Показывать себя, возвыситься над толпой, почувствовать на себе одной взгляды этих людей, забывающих в эту минуту самих себя, — вот жизнь! Какое наслаждение наделять других своей силой, вливать в них свои чувства! Она ходила взад и вперед по подмосткам, подымала руки к небу, говорила наизусть все, что ей в голову приходило, и, наконец, села на алтарь. Но, опустив руки на этот алтарь, она почувствовала что-то липкое, заметила что-то жирное, темно-коричневое и вдруг увидела в этом жирном слипшиеся женские волосы.

Она вскочила в ужасе и не узнала своего голоса, когда крикнула: «Господи Иисусе!»

Она поняла, что находится на месте казни. Когда же отвращение улеглось, пробудилось любопытство. Необычное, страшное притягивало ее, и она стала осматривать все приспособления. Она опустила саван, в котором было казнено немало преступников, надела себе на шею петлю и, затянув ее наполовину, почувствовала подергивание в ногах. Взглянув со своего места на лужайку, она представила себе толпу зрителей. Ее воспоминания вернулись невольно к тому дню, когда она на мосту Блазигольм залюбовалась физической красотой колдуньи. Как хорошо так кончить жизнь, и в особенности теперь, когда она ей ничего уже не сулила, кроме ужаса быть медленно замученной мужем, которого она от себя отстранила и который запрет ее, будет за ней следить, пока она наконец не сляжет в постель и не умрет без помощи и сожаления. Да! она желала умереть, но сначала отомстить и в смерти потянуть за собой ту, которую она всей силой своей души ненавидела.