Том 1. Очерки Боза. Мадфогские записки

Обратимся теперь к другой части города и проделаем тот же опыт. Взгляните на лавки старьевщиков, которые ютятся в кварталах вокруг Рэтклифской дороги — в этом средоточии грязи, пьянства, проституции, воровства, печеного картофеля, устриц и маринованной лососины. Здесь вся одежда — моряцкая. Синие куртки из грубого сукна с перламутровыми пуговицами, клеенчатые шляпы, сорочки в крупную клетку, широченные парусиновые штаны, словно рассчитанные на двух людей, а не на пару ног,— вот неизменный набор товаров, выставленных на продажу. Имеются еще большие кипы бумажных носовых платков, узором и цветом ни на что не похожих — разве только на косынки, прикрывающие плечи трех простоволосых девушек, которые сейчас прошли мимо лавки. Мебель и предметы обстановки такие же, как повсюду, если не считать двух-трех моделей судов и нескольких, изображающих морской бой, выцветших гравюр в еще более выцветших рамах. В окне выложены компасы, серебряные часы на небольшом подносе, в громоздких футлярах, и табакерки, украшенные рисунком корабля, якоря или еще чего-нибудь в том же духе. Матрос обычно, едва сойдя на берег, закладывает или продает все свое достояние, а если нет, то всегда найдется добрый друг, который возьмет эту заботу на себя. В обоих случаях весьма вероятно, что он, сам того не подозревая, купит свою же вещь, заплатив за нее дороже, чем она обошлась ему в первый раз.

Далее: посетите с такой же целью еще одну часть Лондона, столь же отличную от двух предыдущих, как они отличны друг от друга. Переправьтесь на южный берег Темзы и приглядитесь к старьевщикам у долговой тюрьмы Суда Королевской Скамьи и вокруг нее. Какая огромная разница и как красноречиво товар тамошних лавок повествует об упадке злополучных обитателей этой части столицы! Заключение и душевная апатия сделали свое дело. Мало кто из узников долговой тюрьмы может избежать ее тлетворного влияния; старые друзья отвернулись; минувшие благополучные годы позабыты, а вместе с воспоминаниями ушли и мысли о прошлом и попечения о будущем. Сперва часы и кольца, затем сюртуки, плащи и другая ценная одежда нашли дорогу в ссудную кассу. А когда и закладывать стало нечего, началась продажа всяческих мелочей, за которые у старьевщика можно было выручить один-два шиллинга на покрытие самых насущных нужд. Потом дошла очередь до туалетных и письменных принадлежностей, слишком ветхих для заклада и уже никому не нужных; до ружей, удочек, музыкальных инструментов, вернее — их обломков; со всем этим добром расстались легко, почти не ощущая его отсутствия. Однако голод есть голод, а продажа вещей уже стала делом привычным, и по мере надобности их, недолго думая, спускали старьевщику. Наконец, пришлось продать и платье: сначала платье разорившегося главы семьи, потом — его жены, потом — детей, даже самых маленьких. И вот все это кучей лежит в лавке и ждет своего покупателя — старая рвань, заплата на заплате; но материя и покрой свидетельствуют о лучших днях; и чем старее эти отрепья, тем безысходнее нужда и горе тех, кто некогда носил их.

ГЛАВА XXII

Питейные дома

Удивительное дело: можно подумать, что различные отрасли торговли подвержены той самой болезни, от которой так часто страдают слоны и собаки и время от времени впадают в самое неприкрытое, буйное и безудержное бешенство. Главное различие между животным миром и коммерцией состоит в том, что в течение Этой болезни у животных можно наблюдать известную закономерность, в самом отступлении от нормы — какую-то норму. Мы знаем, когда нам ждать очередной вспышки, й принимаем соответствующие меры. Если слон впадает в бешенство, мы знаем, как нам поступить — пилюли либо пули, каломель в розовом сиропе либо свинец в стволе мушкета. Если нам ненароком покажется, что такая-то собака подозрительно томится от летнего зноя и бежит, высунув язык, по теневой стороне улицы, мы — в качестве охлаждающего средства — тут же набрасываем на нее толстый кожаный намордник, предусмотренный на этот случай попечениями наших законодательных органов, и следующие за тем полтора месяца собака либо просто ходит с чрезвычайно удрученным видом, либо впадает в бешенство, так сказать, официально, на законном основании. Иное дело — торговля. Тут все хаотично, как движение комет — хуже комет, ибо никакими расчетами нельзя определить заранее появление диковинных симптомов, возвещающих начало болезни, которая к тому же крайне заразна и распространяется с удивительной быстротой.