Том 1. Очерки Боза. Мадфогские записки

Едва ли нужно говорить о том, что интересное послание, приведенное нами, не доставило большой радости ипохондрику Сплину. Однако отступать было поздно; решив, что надо по крайней мере не ударить в грязь лицом (более чем когда-либо кислым), он купил для младенца Киттербелла красивый серебряный стаканчик и велел незамедлительно выгравировать на нем инициалы Ф.Ч. У. К., а также обычные завитушки в виде усиков дикого винограда и огромную точку.

В понедельник погода была хорошая, во вторник прямо-таки прекрасная, в среду не хуже, а в четверг чуть ли не еще лучше — четыре погожих дня подряд в Лондоне! Кучера наемных карет готовы были взбунтоваться, а метельщики улиц уже начинали сомневаться в существовании промысла божия. «Морнинг Геральд» сообщила своим читателям, что, по слухам, одна старушка в Кемден-Тауне сказала, будто такой прекрасной погоды «и старики не запомнят»; а излингтонские клерки с большими семьями и маленьким жалованьем скинули черные гетры, презрели свои некогда зеленые ластиковые зонты и шагали в Сити, гордо выставляя напоказ белые чулки и начищенные штиблеты. Сплин созерцал все происходящее презрительным взором — его триумф был не за горами. Он знал, что, продержись хорошая погода не четыре дня, а хоть четыре недели, все равно, как только ему потребуется ехать в гости, польет дождь. Он черпал мрачное удовлетворение в своей уверенности, что к пятнице погода испортится,— и он не ошибся.

— Так я и знал,— сказал Сплин в пятницу, в половине двенадцатого утра, заворачивая за угол напротив дома лорд-мэра.— Так я и знал; раз уж мне понадобилось куда-то ехать — кончено.

И в самом деле, от такой погоды впору было приуныть и куда более жизнерадостному человеку. Дождь лил без передышки с восьми утра; люди шли по Чипсайду мокрые, продрогшие, забрызганные грязью. Самые разнообразные, давно забытые хозяевами зонты были извлечены на свет божий. В проезжавших кэбах седока скрывали наглухо задернутые жесткие коленкоровые занавески — точь-в-точь как таинственные картины в замках у миссис Рэдклиф; от лошадей, тащивших омнибусы, валил пар, как от паровой машины; никто и не думал о том, чтобы переждать дождь под аркой или в подъезде,— всем было ясно, что это дело безнадежное; и все спешили вперед, толкаясь, чертыхаясь, скользя и потея, как новички-конькобежцы, цепляющиеся за спинку деревянных кресел на Серпантайне в морозное воскресное утро.

Сплин остановился в нерешительности; идти пешком нечего было и думать — по случаю крестин он оделся в парадный костюм. Взять кэб — непременно вывалит на мостовую; карета же, как он считал, была ему не по средствам. На углу напротив стоял готовый к отправлению омнибус — медлить было нельзя,— Сплин ни разу не слышал, чтобы омнибус опрокинулся или лошади понесли, ну, а если кондуктор вздумает его столкнуть, он сумеет поставить его на место.

— Пожалуйте, сэр! — крикнул юнец, разъезжавший в должности кондуктора на «Деревенских ребятах» — так назывался омнибус, привлекший внимание Сплина. Сплин стал переходить улицу.

— Сюда, сэр! — заорал кучер омнибуса «Эй вы, залетные!», осаживая лошадей так, чтобы загородить доступ к дверцам конкурента.— Сюда, сэр, у него полно.

Сплин заколебался. Увидев это, «Деревенские ребята» стали обливать «Залетных» потоками брани; уладить спор к общему удовлетворению взялся кондуктор подоспевшего «Адмирала Нэпира»: схватив Сплина поперек туловища, он втолкнул его в свой омнибус, где как раз оставалось незанятым шестнадцатое место.

— Так-то лучше! —сказал «Адмирал», и вот уже колымага мчится галопом, как пожарная машина, а похищенный пассажир, согнувшись в три погибели и едва дер^ жась на ногах, при каждом толчке валится то вправо, то влево, как «Джек-в-Зелени» на майском гулянье, увивающийся около «миледи» с медным половником.

— Ради всего святого, куда же мне сесть? — обратился бедняга к какому-то пожилому джентльмену, после того как в четвертый раз плюхнулся ему на колени.

— Куда угодно, только не на меня верхом, сэр,— сердито отвечал тот.

— Может быть, джентльмен предпочтет сесть верхом на лошадь,— с усмешкой предложил отсыревший адвокатский клерк в розовой рубашке.

Упав еще несколько раз, Сплин втиснулся, наконец, на свободное место, имевшее, правда, то неудобство, что оно приходилось между окном, которое не закрывалось, и дверью, которую то и дело нужно было открывать; к тому же он оказался в тесном соприкосновении с пассажиром, который все утро ходил по улицам без зонта и выглядел так, словно просидел целый день в бочке с водой,— только еще мокрее.

— Не хлопайте дверью,— сказал Сплин кондуктору, когда тот закрыл ее снаружи, выпустив четырех пассажиров.— Я очень нервный, мне это вредно.

— Кто-то что-то сказал? — отозвался кондуктор, просовывая голову в омнибус и делая вид, что не расслышал.

— Я вам говорю — не хлопайте дверью,— повторил. Сплин, и все лицо у него перекосилось, как у пикового валета, страдающего тиком.