Том 1. Повести и рассказы

«Если писатель, — говорит Прус, — присматриваясь к обществу, подмечает в нем новые человеческие характеры, какие-либо новые цели, к которым эти люди стремятся, действия, которые они совершают, и результаты, каких они добиваются, и беспристрастно описывает то, что увидел, он создает реалистический роман или драму».

Прус поддерживал реалистическое направление и в польской живописи. Он выступает, например, в защиту художника Александра Герымского, чьи произведения, правдиво изображавшие тяжкую долю рабочих, крестьян, городской бедноты, вызвали недовольство буржуазных снобов. Прус высмеивает критиков, утверждавших, что в произведениях Герымского «нет идеи», и замечает, что критики эти признают «идею» лишь в тех произведениях, которые посвящены жизни «высших» слоев общества.

Реалистические принципы в искусстве были связаны у Пруса с требованием национального содержания и тематики. «Итальянское небо и итальянские руины надо оставить итальянцам, английскую охоту — англичанам, а самим научиться видеть наше небо, наши пески, сосны, вербы, дворы и хаты, по которым мы так тоскуем на чужбине». Вместе с тем Прус выступал и против националистических тенденций в литературе. В рецензии на роман «Огнем и мечом» он упрекает Сенкевича в тенденциозно-неправдивом изображении борьбы украинского народа и указывает на ее социальные причины.

Прус проявлял живой интерес к русской культуре, литературе и искусству, философской и естественно-научной мысли. В личной библиотеке писателя было сто пятьдесят пять книг на русском языке. Еще будучи студентом, он познакомился с работами И. М. Сеченова и в одном из писем советовал своему товарищу прочитать «материалистическую оригинальную брошюру Сеченова на русском языке — „Рефлексы головного мозга“.

В условиях национального гнета со стороны царского самодержавия Прус сохранил уважение к передовым людям России. „Я глубоко убежден, — пишет он известному языковеду Бодуэну де Куртенэ, — в необходимости сближения и взаимопонимания между всеми честными, разумными, энергичными и талантливыми поляками и русскими. Ибо есть множество дел, над которыми мы могли бы сообща трудиться. Одним из таких дел явилось бы уменьшение или ограничение взаимных предрассудков, ненависти и вытекающего из них вреда“.

Чрезвычайно высоко ценил Прус творчество Л. Н. Толстого. Толстой для него — „величайший“, „необыкновенный человек“, „огромного таланта художник“. Он приветствовал появление польского перевода „Воскресения“ (1900) и принял участие в полемике вокруг романа, защищая его от нападок реакционной критики. Прус с восхищением говорит о мастерстве Толстого, его умении создавать пластические образы, правдивые человеческие характеры.

Прус ценил и русскую реалистическую живопись. „Это большое искусство, писал он о произведениях Репина, Сурикова, Крамского, Мясоедова, Верещагина. — Это не упражнение глаза и руки, не красочные этюды, не вариации на заказанную тему, а произведения законченных мастеров, которые глубоко чувствуют окружающее, умеют выявить в нем характерные черты и показать их зрителю“.

Прус был хорошо знаком и с западноевропейской литературой. Из авторов, которых он особенно ценил, которые были близки ему по духу своего творчества и оказали определенное влияние на формирование Пруса как писателя, следует назвать в первую очередь Бальзака и Диккенса.

* * *

Прус заслуженно считается одним из основоположников и замечательных мастеров польской новеллы. С 1872 по 1885 год им написано около шестидесяти рассказов.

Начал он с веселых, но не всегда содержательных юморесок и шуток. Позднее Прус с горечью будет вспоминать о годах, когда он, вынужденный писать ради заработка, должен был думать лишь о том, чтобы развеселить читателя. „Не знаю, — пишет он в 1890 году, — есть ли в нашей литературе человек, который чувствовал бы такое отвращение к шуточным рассказам, как я, и который столько бы претерпел, сколько я, из-за веселого настроения читателя… С тех пор как я начал заниматься литературой, я не скрываю своей антипатии к бессмысленным шуткам. Подписывался псевдонимом[2] просто от стыда, что пишу такие глупости“.

Действительно, в ранних вещах писателя комизм был чаще всего комизмом положений, забавных случайностей и нелепостей, юмор был грубоват, подчас граничил с фарсом, непритязательной карикатурой. Но обращение к юмору не осталось случайным эпизодом в писательской биографии Пруса. В ряде самых программных и социальных его произведений, написанных спустя годы, юмор выступает как необходимый и важный компонент авторского восприятия и изображения действительности. Юмор зрелого Пруса служит большому замыслу: оттеняет, обогащает, приближает к читателю гуманистическую позицию автора, еще более „очеловечивает“ его героев, помогает установлению меры вещей, иногда становится на службу язвительному обличению.