Читаем Том 1. Повести. Рассказы. Очерки (1912-1917) полностью

Том 1. Повести. Рассказы. Очерки (1912-1917)

— Чегой-то ты, Петрован? Ой, батюшки!.. А меня помолиться потянуло.

Петр тупо смотрел на всаженный в сутунок по рукоять топор и ничего не понимал. Где ж Васька?

<p>Глава десятая</p>

Три дня лежал Петр влежку, ожидал смерти. Однако на четвертый полегчало. Стал снаряжаться: набивал патроны двойным зарядом пороху, делал крестообразные надрезцы на головках пуль, чтоб смертельной была рана в груди медведя.

С тревогой следили рыбаки за его работой, молчали, даже не шептались. Их молчанье было знаменательно: Петр ясно видел все их сокровеннейшие думы. В такие минуты слова излишни. Три человека — они и он — были связаны в одно. Все открыто, как ни старайся скрыть, запутать.

Но между ними был четвертый, тайный. Петр знал его: он — некто маленький и лукавый, сидящий в нем, он силен, когда слаб Петр. А вот пройдет болезнь, Петр, как змею, загонит его в дуло, и выстрелит, чтоб развеять прах с кишками. Скорей бы!

«Поправлюсь или не поправлюсь?» — все время вьется вопрос, как над полыньею чайка.

Но и отвечать не надо — Петру ясно: если здесь останется — умрет. А между тем хочется спрашивать, хочется гадать, ждать обманного ответа.

«Уходить или оставаться?»

Он исподлобья взглядывает на рыбаков и в их унылых, раздавленных фигурах читает приговор:

«Уйдешь!»

Петр опускает взгляд в землю, руки его работают ощупью, неверно загоняя пыж.

Весь день прошел в молчанье. Чувствовалось неладное, мучительное для всех троих. Не слаще была и ночь. Сон исчез из зимовья, думы выгнали его на мороз, под расцвеченные огнями небеса.

Охватило всех тихое безумное смятенье. Лежали молча, прикидываясь спящими. Как высушенные жгучим ветром нивы примолкают перед грозой, ждут, облекаются в тень любопытствующей тревоги, так и они, трое, почувствовали ясно, что гроза идет.

«Господи, как бы не ушел, — думал Федор и, крадучись, вздыхал. — Нет, не уйдет, однако. Никола милостивый надоумит… Петропавлы апостолы».

«Как же я уйду от них? Я не зверь, я человек, думал Петр. — Хотя бывают обстоятельства…» И эти противоречивые мысли не дают покою.

«А я не выпущу, — бродит в голове полоумной Марьи. — Вот лягу поперек двери, да и… Ей-богу! А то шапку схороню».

— Ты, Петрованушка, спишь?

— Нет.

— И я не сплю. Хворь чегой-то наседает. Душу свою за овцы… Вот как это в церкви-то?.. Отец Гарасим, бывало, архимандрит…

— Знаю, — ответил Петр. — Это в евангелии Христос сказал: «Кто душу свою полагает за други своя…» Да, это хорошо сказано.

— Дюже хорошо, — вздохнул Федор.

— Дюже… — простонала Марья.

«Други своя… Какие они мне други? Нет, все равно. Каждый человек, нуждающийся в помощи, — друг. А есть ли более несчастные, чем они?»

«Вразуми его, господи, царь небесный, батюшка!»

— К чему ж это, Петрованушка, сказано?

— Христос призывает жертвовать собой.

— Жертвовать, — задумался Федор. — Это как же жертвовать? Вот у нас лавочник плащаницу пожертвовал. Опанкрутил тестя да жертву принес…

«Но как же все-таки быть? Нет ли здесь поблизости рыбаков?»

— Он плащаницу, а бог-то сказал — овцу!

— Да нет же! — раздраженно крикнул Петр.

— А как?

— Ну, как тебе объяснить. Вот, скажем, человек шел по льду и провалился… А другой увидал. Он, не раздумывая, должен броситься и спасти того.

— А ежели не умеет плавать?.. Он и того-то утопит… проваленного-то, забулдыгу-то…

Не сразу ответил Петр, задумался.

— Все равно надо спасать, — наконец сказал.

И тотчас же усомнился: «Да так ли? Для чего? Чтоб обоим пойти ко дну?»

— Ты, Федор, очень буквально, то есть — просто, понимаешь. Конечно, на подвиг, на явную опасность не всякий пойдет, а только смелый… А вот что, нет ли поблизости рыбацкой артели, вроде вашей? — неожиданно закончил Петр.

Федор не расслышал.

— А я бы стал спасать, — сказал он. — Сроду не плавал, а стал бы… Все ж таки живая душа, грех кинуть… Я бы жердья принес, досок… Я бы народ сгайкал.

Ему захотелось задать Петру прямой вопрос: уйдет или нет? Но душа не позволяла.

«Нет, не уйдет. Ежели б хотел, нешто стал бы с нашим братом нянчиться?.. С дерьмом…»

— А ты, Петрованушка, спас бы утопленника-то?

— Нет, — твердо сказал Петр и сердито укрылся с головой.

Ему вспомнилась запись в дневнике. Да, теперь ясно. Если б Петру поменяться судьбою с Федором, этот мужик никогда бы не бросил Петра в несчастье.

«А я бы стал спасать», — отчетливо звучала в голове Петра только что сказанная больным рыбаком фраза. Да, да, да… Так оно и есть.

Очень долго длилось напряженное молчание. Тихо в избе и за избою. Только голодные песцы где-то взлаивали по-собачьи и завывали жалобно.

— Бабка, — едва слышно прошептал Федор. — Надо молиться богу-то… Уйдет!

— Уйдет, — прошептала Марья. — Как не уйти, конешно, уйдет. Чего ждать-то?

— Умрем ведь. А?