Читаем Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии полностью

Орфей. Никто тебя не заставляет. (Берется за ручки приемника.)

Эвридика. Послушай, любимый…

Орфей(с раздражением). Тихо!..


Слышен шум на коротких волнах. Короткий план Орфея, вслушивающегося в коротковолновые сигналы. Короткий план Эвридики, которая с тревогой смотрит на Эртебиза, он знаком приказывает Эвридике молчать.


Орфей. Тут почти ничего не было, кроме малозначительных фраз. Зато вчера была одна потрясающая…

Эртебиз. Отдохните немного…

Орфей. Спасибо! Чтобы, как только я отвернусь, фразы снова пошли?

Эвридика. Орфей, ты же не можешь всю жизнь просидеть в говорящей машине. Это несерьезно.

Орфей. Несерьезно? В моей жизни появился душок, она запахла успехом и смертью. Неужели вы не понимаете, что любая из этих фраз удивительнее всех моих стихов, вместе взятых? Я бы отдал все, что до сих пор написал, за любую из них. Передо мной неизвестность. И я загоню ее в угол. (Оборачивается к Эвридике.)

Эвридика. Орфей, нашего ребенка этими фразами не накормить.

Орфей. Вот они, женщины, Эртебиз. Ты открываешь целый мир, а они тебе говорят о пеленках и налогах.

Эртебиз. Я восхищаюсь Орфеем. Мне хоть тысячу раз повтори эти фразы — я бы внимания не обратил.

Орфей. Откуда они идут, Эртебиз? Ни один приемник их не ловит. Я уверен, что они предназначены только мне…

Эвридика. Орфей! В жизни есть еще кое-что, кроме этой машины. Я могу умереть, а ты и не заметишь…

Орфей. Мы были мертвы и этого не замечали…

Эртебиз. Опасайтесь сирен.

Орфей. Я сам их зачарую.

Эртебиз. Ваш голос хорош сам по себе — слушайте только свой голос.

Орфей. Тихо! (Приникает к приемнику.)

Радио. Повторяю: 2294 дважды. 7777 дважды. 3398 трижды. Повторяю: 2294 дважды. 7777 дважды. 3398 трижды. (Шум на коротких волнах. Орфей записывает.)

Эвридика. Да, поэтично, ничего не скажешь!

Орфей. Кто знает, что поэтично, а что — нет? (Выпрямляется.) В конце концов, если ты чем-то недовольна, можешь уйти, и все. Я только прошу, чтобы меня оставили в покое… Все, точка…

Эртебиз. Пойдемте, Эвридика…

Орфей. Уведите ее. Она меня с ума сведет.

Эвридика(выходя из машины). Тебя эта машина сведет с ума.

Орфей(в ярости). О!..


Эвридика выходит из машины, Эртебиз помогает ей и ведет к двери.


Орфей(кричит). Быстрее уводите ее, а то я за себя не ручаюсь!


Комната Орфея. В люке появляются Эртебиз и Эвридика.


Эвридика. Орфей был ужасен…

Эртебиз. Нет… просто он гений, а все гении капризны.

Эвридика. …Я боюсь не этой говорящей машины… а того, что он в ней ищет…

Эртебиз. Он бы и с этой женщиной так себя вел… ему нужны только фразы.

Эвридика. Я глупая женщина, Эртебиз, но чувства меня не обманывают. Орфей никогда не обращался со мной, как с собакой.

Эртебиз. Не надо преувеличивать. Обычный маленький раздор в семье.

Эвридика. Все начинается с маленьких раздоров.

Эртебиз. Вам нужно лечь и закрыть глаза.


Звонит телефон.


Эвридика. Подойдите, пожалуйста, — я не могу. (Закрывает глаза.)


Комната внизу. Столик с телефоном. Эртебиз снимает трубку.


Эртебиз. Да… дом Орфея… Нет… это не Орфей. Да… да… все понятно, господин комиссар… Я ему передам.


Эртебиз исчезает. Трубка сама укладывается на рычаг. У гаража. Аппарат показывает появление Эртебиза. В кадре Орфей, он выходит из гаража. Оборачивается к Эртебизу.


Эртебиз. Звонил комиссар. Он ждет вас у себя. У вашей жены было легкое недомогание.

Орфей. Это естественно в ее положении.

Эртебиз. Пойдите к ней.

Орфей. Хорошо… Будьте так любезны, выведите машину. Вы отвезете меня к комиссару.

Эртебиз. Мою машину?

Орфей. Мою. Никто не должен догадываться, что тут есть еще одна. Весь город ее знает. (Удаляется. Эртебиз провожает его взглядом и входит в гараж.)


Гараж. Грохот мотоциклов. Эртебиз бросается к двери и открывает ее. Видно, как на всей скорости проезжают мотоциклисты. Спальня. Эвридика лежит на своей постели. Орфей целует ее.


Орфей. Что с тобой? Тебе нехорошо?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия