Читаем Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии полностью

Орфей(в то время как Эртебиз включает зажигание). Только ничего не говорите моей жене.

Эртебиз. Много народу встретили?

Орфей. Нет. Мне даже показалось, что улицы совершенно пустынны. Встретил только каких-то девиц, которые просили дать автограф. А вы?

Эртебиз. Никого. Нет, постойте! Я видел хозяйку. Она проехала в маленькой открытой машине. Она только притормозила и крикнула, правда ли, что «Роллс-ройс» у вас, и, если да, чтобы я у вас ее ждал.

Орфей. Нужно было ее догнать, крикнуть, чтобы она остановилась.

Эртебиз. Обязанности шофера не в том, чтобы отдавать приказания, а в том скорее, чтобы их получать.

Орфей. И что она вам приказала?

Эртебиз. Ничего. Она сказала, чтобы я оставался у вас и ждал приказаний. Что вам сказал комиссар?

Орфей. Я не был в префектуре. (Машина удаляется.)


ЗАТЕМНЕНИЕ.


Наплывом спальня. Ночь. Смерть Орфея у кровати. На ее веках нарисованы глаза.


Голос автора. И так каждую ночь Смерть Орфея приходила к нему в спальню.


ЗАТЕМНЕНИЕ.


Комната на первом этаже в доме Орфея.


Эртебиз. Нет, Эвридика, нет…

Эвридика. Я пойду, Эртебиз Я пойду к Аглаонике. Так надо. Только она сможет дать мне совет.

Эртебиз. Орфею это очень не понравится.

Эвридика. Мне наплевать на все, что не касается машины этой женщины.

Эртебиз. Даже если я бы согласился отвезти вас в город, Орфей вас увидит. Он не выходит из гаража.

Эвридика. Поеду на велосипеде. Не в первый раз…

Эртебиз. Вы смеетесь — в вашем положении…

Эвридика. Я поеду.

Эртебиз. Эвридика! Я не вправе вам запрещать, но попросить-то я могу? (Эвридика идет к двери, ведущей на крыльцо.)

Эвридика. Я все-таки поеду. И вы мне не сможете помешать. Кажется, я схожу с ума. (Выходит.)

Эртебиз(на крыльце). Аглаоника вам ничего нового не скажет, и вы только смертельно устанете… (Снова входит в дом.)


Отдаленный грохот мотоциклов. Эртебиз подходит к окну. Снаружи видно, как на его лице появляется выражение ужаса. Чудовищный шум столкновения. Короткий план обочины (кювет), перед домом шум столкновения. Велосипед без седока едет и падает, мотоциклисты исчезают вдали. Короткий план Орфея в машине, которая стоит в гараже. Он склонился над приемником. Помехи на коротких волнах.


НАПЛЫВ.


Спальня Орфея. Эртебиз входит через люк. Он несет тело Эвридики. Приближается к кровати и опускает на нее тело. Свет меняется. Из трехстворчатого зеркала выходит принцесса, откидывая при этом правую и левую створки. Она освещает то, к чему приближается.


Принцесса. Давайте, давайте, Сежест! Привыкайте не отставать от меня. (Сежест выходит из зеркала. В руке у него металлический чемодан.) Закройте дверь.

Сежест. Какую дверь?

Принцесса. Зеркало. Вы никак не можете понять, что вам говорят.


Сежест закрывает створки. Принцесса и Сежест направляются к кровати, возле которой застыл Эртебиз, как бы по стойке «смирно».


Принцесса. Привет.

Эртебиз. Привет.

Принцесса. Все в порядке?

Эртебиз. Вроде бы.

Принцесса. Что вы хотите этим сказать?

Эртебиз. Ничего, мадам.

Принцесса. Вот и хорошо. Я очень не люблю, когда мне не подчиняются. (Отворачивается и идет к Сежесту, который закрывает крышку люка.)

Принцесса(на ходу). Орфей в гараже?

Эртебиз. Да, мадам.

Принцесса. Ну что, Сежест, почему у вас такое лицо? Вы, наверное, думали, что я приду с косой и в плащанице? Мой мальчик, если бы я являлась к людям в том виде, в котором они меня воображают, они бы меня сразу узнавали, что не облегчило бы нашу задачу. (Сежест идет к столу.)

Принцесса. Эртебиз вам поможет. Сами вы не справитесь. Я сама закрою занавески, чтобы вы об этом не думали. (Закрывает.) Все уберите со стола, оставьте только передатчик.


Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия