Том 1. Стихотворения 1838-1855

То был гвардейский офицер,
Воитель черноокий.
Блистал он светскостью манер
И лоб имел высокий;

Был очень тонкого ума,

Воспитан превосходно,
Читал Фудраса и Дюма
И мыслил благородно;

Хоть книги редко покупал,

Но чтил литературу
И даже анекдоты знал
Про русскую цензуру.

В Шекспире признавал талант

За личность Дездемоны
И строго осуждал Жорж Санд,
Что носит панталоны;

Был от Рубини без ума,

Пел басом «Caro mio»
И к другу при конце письма
Приписывал: «addio».

Его любимый идеал

Был Александр Марлинский,
Но он всему предпочитал
Театр Александринский.

Здесь пищи он искал уму,

Отхлопывал ладони,
И были по сердцу ему
И Кукольник и Кони.

Когда главою помавал,

Как некий древний магик,
И диким зверем завывал
Широкоплечий трагик,

И вдруг влетала, как зефир,

Воздушная Сюзета –
Тогда он забывал весь мир,
Вникая в смысл куплета.

Следил за нею чуть дыша,

Не отрывая взора,
Казалось, вылетит душа
С его возгласом: «фора!»

В нем бурно поднимала кровь

Все силы молодые.
Счастливый юноша! любовь
Он познавал впервые!

Отрада юношеских лет,

Подруга идеалам,
О сцена, сцена! не поэт,
Кто не был театралом,

Кто не сдавался в милый плен,

Не рвался за кулисы
И не платил громадных цен
За кресла в бенефисы,

Кто по часам не поджидал

Зеленую карету
И водевилей не писал
На бенефис «предмету»!

Блажен, кто успокоил кровь

Обычной чередою:
Успехом увенчал любовь
И завелся семьею;

Но тот, кому не удались

Исканья, – не в накладе:
Прелестны грации кулис –
Покуда на эстраде,

Там вся поэзия души,

Там места нет для прозы.
А дома сплетни, барыши,
Упреки, зависть, слезы.

Так отдает внаймы другим

Свой дом владелец жадный,
А сам, нечист и нелюдим,
Живет в конуре смрадной.

Но ты, к кому души моей

Летят воспоминанья, –
Я бескорыстней и светлей
Не видывал созданья!

Блестящ и краток был твой путь…

Но я на эту тему
Вам напишу когда-нибудь
Особую поэму…

В младые годы наш герой

К театру был прикован,
Но ныне он отцвел душой –
Устал, разочарован!

Когда при тысяче огней

В великолепной зале,
Кумир девиц, гроза мужей,
Он танцевал на бале,

Когда являлся в маскарад

Во всей парадной форме,
Когда садился в первый ряд
И дико хлопал «Норме»,

Когда по Невскому скакал

С усмешкой губ румяных
И кучер бешено кричал
На пару шведок рьяных, –

Никто б, конечно, не узнал

В нем нового Манфреда
Но ах! он жизнию скучал –
Пока лишь до обеда.

Являл он Байрона черты

В характере усталом:
Не верил в книги и мечты,
Не увлекался балом.

Он знал: фортуны колесо

Пленяет только младость;
Он в ресторации Дюсо
Давно утратил радость!

Не верил истине в друзьях –

Им верят лишь невежды, –
С кием и с картами в руках
Познал тщету надежды!

Он буйно молодость убил,

Взяв образец в Ловласе,
И рано сердце остудил
У Кессених в танцклассе!

Расстроил тысячу крестьян,

Чтоб как-нибудь забыться…
Пуста душа, и пуст карман –
Пора, пора жениться!