Том 1. Стихотворения 1904-1916

Солодка – по объяснению Хлебникова в письме В. В. Каменскому из Астрахани в Пермь (май 1914), «солодка (угро-русское, русское слово) – подруга». Ср. в дневниковых записях Хлебникова: «7.XII.1913 – самый короткий день, я его провел на даче Куоккала у Пуни. <…> моя солодка разгневана».

Пушкари укр. – солдаты с ружьями.

Страуса перо – украшение головного убора молодых гуцул.

Ходари укр. – мостки.

Мавка^*

Впервые: Изборник, 1914, с цензурным изъятием двух начальных слов в строке: «Отважно ноги разделила».

Мавка – см. с. 499.

То дочь ли Мнишка-поляка… – В народных преданиях и песнях Марина Мнишек выступает ведьмой и оборотнем. Ср. поэмы «Марина Мнишек» (1913) и «Жуть лесная» (1914).

Бех^*

Впервые: Записная книжка, 1925. Первую редакцию, публикуемую по рукописи (РЫБ), см. на с. 419. Ср. в статье: H.Baran. Chlebmkov’s Poem «Bech». – Russian Literature. Hague; Paris. 1974, № 6.

Бех укр. – растение цикута, вех ядовитый, бешеница, крикун; растет в заболоченных местах, используется в народной медицине. «О происхождении названия бех в Малоруссии есть особая легенда о битве между татарами и козаками, из костей которых выросла трава, кричавшая бех» (Анненков Н. Ботанический словарь. СПб., 1878. С. 98). Другой вариант легенды бех посеяли черти, принесшие его из пекла, и когда кони ляхов наступают на это растение, оно кричит: бе-ех (см.: Пискунов Ф. Словарь живого народного письменного и актового языка русских южан Российской и Австро-Венгерской империй. Киев, 1882). Вместе с тем бех можно понять как глагольную форму неопределенного прошедшего, так называемого повествовательного, времени от др. – рус. быти.

Басня – здесь: не литературный жанр, а «баснословие», предание, сказание о прошлом.

С вязанкой жалоб и невзгод Пришел на смену новый год – 1913, содержащий чертову дюжину.

Его помощники в свирели – из ствола цикуты некогда делали дудки.

Дуля укр. – груша.

«О черви земляные…»^*

Впервые: НП, 1940.

Первая редакция: Бурлюк, 1994.

Барвинок – гроб-трава, могильница; по оккультным представлениям, вода, приготовленная из барвинка, служит для испытания верности; растертый в порошок с земляными червями и добавленный в еду, увеличивает любовную силу (см. Папюс. Практическая магия. СПб., 1912. Приложение: Ботанический словарь герметической медицины П. Седира).

Темной славы головня – ср. начальную строку «Сонета» С. Малларме: «Уж славы головня победоносно скрылась» (и комментарий переводчика П. Краснова: «Вместо того, чтобы сказать „солнце“, Малларме говорит „прекрасная головня славы“» – «Труд. Вестник литературы и науки», СПб. 1893. № 9. С. 636).

«И смелый товарищ шиповника…»^*

Впервые: НП, 1940. Записано на одном листе со стихотворением «Предтечи! Я сжатое поле!..»

И смелый товарищ шиповника – очевидно, рифма: любовник.

Цекавый пол. – любопытный.

«Предтечи! Я сжатое поле!..»^*

Впервые: НП, 1940. Записано на одном листе со стихотворением «И смелый товарищ шиповника…».

Стихотворение, видимо, отражает настроение Хлебникова после завершения работы над сверхповестью «Дети Выдры» (1911–1913). В конце декабря 1913 или начале 1914 г. Хлебников писал А. Е. Крученых: «Я [сейчас] ничего не могу писать. „Дети Выдры“ было [просто] вырванным с корнем дубом творчества. Пусто. <…> [Я теперь похожу на тех, у которых] У меня „всё в прошлом“» (ИРАН).

«Мой черный, суровый орел…»^*

Впервые: Бурлюк, 1994. Печатается по рукописи (РНБ).

Мрачное^*

Впервые: Изборник, 1914. Второе четверостишие вошло в заключительную часть поэмы «Война в мышеловке» (1919).

Ср. первый парус сверхповести «Дети Выдры» (1911–1913).

В целом стихотворение развивает некоторые мотивы книги Ф.Ницше «Так говорил Заратустра», ср. главу «О старых и новых скрижалях», в частности: «Мое стремление к мудрости так кричало и смеялось во мне: поистине, она рождена на горах, моя дикая мудрость! – мое великое шумящее крыльями стремление.

И часто уносило оно меня вдаль, в высоту, среди смеха: тогда летел я, содрогаясь, как стрела, через опьяненный солнцем восторг. <…> Теперь я жду избавления, – чтобы пойти к людям в последний раз.

Ибо еще один раз я пойду к ним: среди них я хочу умереть, и, умирая, хочу я дать им свой богатейший дар!

У солнца научился я этому, когда закатывается оно, богатейшее светило: золото сыплет оно в море <…>.

Все, что у добрых зовется злым, должно соединиться, чтобы родилась единая истина…». (Перев. Ю. М. Антоновского.)

Ср. также в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» (т. IV, ч. I, гл. XVI): «И князь Андрей умер. Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.

„Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!“»

«Я вам внимаю, мои дети…»^*