Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

Когда совались между зверемИ яростью звериной.Мы поняли, во что мы верим,Что кашу верно заварили.А ежели она крута,Что ж! Мы в свои садились сани,Билеты покупали самиИ сами выбрали места.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КЛАССА

На харьковском Конном базареВ порыве душевной лютиНе скажут: «Заеду в морду!Отколочу! Излуплю!»А скажут, как мне сказали:«Я тебя выведу в люди»,Мягко скажут, негордо,
Вроде: «Я вас люблю».Я был председателем классаВ школе, где обучалиДетей рабочего класса,Поповичей и кулачков,Где были щели и лазыИз капитализма — в массы,Где было ровно сорокУмников и дурачков.В комнате с грязными партамиИ с потемневшими картами,Висевшими, чтоб не порвали,Под потолком — высоко,Я был представителем партии,Когда нам обоим с партиейБыло не очень легко.Единственная выборная
Должность во всей моей жизни,Ровно четыре годаВ ней прослужил отчизне.Эти четыре годаИ четыре — войны,Годы — без всякой льготыВ жизни моей равны.

«Как говорили на Конном базаре?..»

Как говорили на Конном базаре?Что за язык я узнал под возами?Ведали о нормативных оковахБойкие речи торговок толковых?Много ли знало о стилях сугубыхВеское слово скупых перекупок?Что       спекулянты, милиционеры
Мне втолковали, тогда пионеру?Как изъяснялись фининспектора,Миру поведать приспела пора.Русский язык (а базар был уверен,Что он московскому говору верен,От Украины себя отрезалИ принадлежность к хохлам отрицал),Русский базара — был странный язык.Я — до сих пор от него не отвык.Все, что там елось, пилось, одевалось,По-украински всегда называлось.Все, что касалось культуры, науки,Всякие фигли, и мигли, и штуки —Это всегда называлось по-русскиС «г» фрикативным в виде нагрузки.Ежели что говорилось от сердца —Хохма жаргонная шла вместо перца.
В ругани вора, ракла, хулиганаВдруг проступало реченье цыгана.Брызгал и лил из того же источника,Вмиг торжествуя над всем языком,Древний, как слово Данилы Заточника[37],Мат,           именуемый здесь матерком.Все — интервенты, и оккупанты,И колонисты, и торгаши —Вешали здесь свои ленты и бантыИ оставляли клочья души.Что же серчать? И досадовать — нечего!Здесь я — учился, и вот я — каков.Громче и резче цеха кузнечного,Крепче и цепче всех языковГовор базара.

«Первый доход: бутылки и пробки…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза