Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

Я рос при Сталине, но пристальноНе вглядывался я в него.Он был мне маяком и пристанью.И все. И больше ничего.О том, что смертен он, — не думал я,Не думал, что едва живаНеторопливая и умная,Жестокая та голова,Что он давно под горку катится,Что он не в силах — ничего,Что черная давно он пятницаВ неделе века моего.Не думал, а потом — подумал.Не знал, и вдруг — сообразилИ, как с пальто пушинку, сдунулТого, кто мучил и грозил.Печалью о его кондрашкеСвоей души не замарал.
Снял, словно мятую рубашку,Того, кто правил и карал.И стало мне легко и ясноИ видимо — во все концы земли.И понял я, что не напрасноВсе двадцать девять лет прошли.

ЗВУКОВОЕ КИНО

Когда кино заговорило,Оно актерам рты открыло.Устав от долгой немоты,Они не закрывали рты.То,      уши зрителей калеча,Они произносили речи.То,       проявляя бурный нрав,Орали реплики из драм.Зачем же вы на нас оретеИ нарушаете покой?
Ведь мы оглохли на работеОт окриков и от пинков.Нет голоса у черной тени,Что мечется меж простыней.Животных ниже                      и растенийБесплотная толпа теней.Замрите, образы,                           молчите,Созданья наших ловких рук,Молчанье навсегда включитеНавеки выключите звук.

«Государи должны государить…»

Государи должны государить,Государство должно есть и питьИ должно, если надо, ударить,И должно, если надо, убить.Понимаю, вхожу в положенье,
И хотя я трижды не прав,Но как личное пораженьеПринимаю списки расправ.

«Списки расправ…»

Списки расправ.Кто не прав,Тот попадает в списки расправ.Бо́енный чадИ чад типографский,АроматЦарский и рабский,КолоритБелый и черный,Четкий ритмИ заключенный.Я читалСписки расправ,Я считал,Сколько в списке.
Это было одно из правУ живых, у остающихсяЧитать списки расправИ видеть читающих рядом, трясущихсяОт ужаса, не от страха,МятущихсяВихрей праха.

«Проводы правды не требуют труб…»

Проводы правды не требуют труб.Проводы правды — не праздник, а труд!Проводы правды оркестров не требуют:Музыка — брезгует, живопись требует.В гроб ли кладут или в стену вколачивают,Бреют, стригут или укорачивают:Молча работают, словно прядут,Тихо шумят, словно варежки вяжут.Сделают дело, а слова не скажут.Вымоют руки и тотчас уйдут.

«Вынимаются книжки забытые…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза