Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

Первый образ сошедших с круга:Камчадалы, два глупых друга,Вася Лихарев с Галкиным Булей.Класс          то забормочет, как улей,То от ужаса онемеет.Класс контрольной только и дышит.Вася с Булей контрольных не пишут.Вася с Булей надежд не имеют.Вася с Булей на задней парте,Вне компаний, группок, партий,Обсуждают с наглой улыбкойТщетность наших поползновений.Сами, сами на почве зыбкой:Вася — дуб, и Буля не гений.Оба, оба школы не кончат.Буля — потому что не хочет.Вася — потому что не может.Эта мысль не томит, не гложет,Не страшит, не волнует, не мучит —Целый год уроков не учат!До секунды время исчисля,Вася ждет звонка терпеливо.Бродят дивные пошлые мыслиВдоль по Булиной роже счастливой.Чем он думает? Даже странно.И о чем? Где его установки?Путешествует, видимо, в страны,Где обедают без остановки.Мы потом в институтах учились,На симпозиумах встречались,В санаториях южных лечилисьИ на аэролиниях мчались.После вечера выпускногоЧерез год, через два, через сорокМы встречались снова и снова,Вспоминая о дружбах и ссорах.Где же Вася?Никто не слышал.Словно в заднюю дверь он вышел.Что же Буля?Где колобродит?Даже слухи давно не ходят,Словно за угол завернулиБуля с Васей,Вася с Булей.На экзаменах провалилисьИ как будто бы провалились.

«Сорок сороков сорокалетних…»

Сорок сороков сорокалетнихОднокурсниц и соучениц,По уши погрязших в сплетнях,Пред успехом падающих ниц,Все же сердобольных, все же честных,Все же (хоть по вечерам) прелестных,Обсудили и обговорилиИ распределили все местаИ такую кашу заварили!Ложка в ней стоймя стоит — крута!Эти сорок сороков я зналДвадцать лет назад — по институту,И по гулкости консерваторских зал,По добру, а также и по худу.Помню толстоватых и худых,Помню миловидных, безобразных,Помню работящих, помню праздных,Помню очень молодых.Я взрослел и созревалРядом с ними, сорока сороками,Отмечал их дни рождения строками,А на днях печали — горевал.Стрекочите и трезвоньте,Сорок сороков, сорок сорок,Пусть на вашем горизонтеБудет меньше тучек и тревог.

МОРАЛЬНЫЙ ИЗНОС

Человек, как лист бумаги,Изнашивается на сгибе.Человек, как склеенная чашка,Разбивается на изломе.А моральный износ человекаОзначает, что человекаСлишком долго сгибали, ломали,Колебали, шатали, мяли,Били, мучили, колотили,Попадая то в страх, то в совесть,И мораль его прохудилась,Как его же пиджак и брюки.

УЛУЧШЕНИЕ АНКЕТ

Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза