Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

В анкетах лгали,Подчищали в метриках,Равно боялись дыма и огняИ не упоминали об Америках,Куда давно уехала родня.Храня от неприятностей семью,Простую биографию своюНасильно к идеалу приближалиИ мелкой дрожью вежливо дрожали.А биография была проста.Во всей своей наглядности позорной.Она — от головы и до хвоста —Просматривалась без трубы подзорной.Сознанье отражало бытие,Но также искажало и коверкало, —Как рябь ручья, а вовсе не как зеркало,Что честно дело делает свое.Но кто был более виновен в том:Ручей иль тот, кто в рябь его взираетИ сам себя корит и презирает?Об этом я вам расскажу потом.

«Доносов не принимают!..»

«Доносов не принимают!Вчера был последний день!»Но гадов не пронимаетТоржественный бюллетень.Им уходить неохота,Они толпятся у входа.Серее серых мышат,Они бумагой шуршат.Проходят долгие годы,Десятилетья идут,Но измененья погодыГады по году ждут.

«Когда эпохи идут на слом…»

Когда эпохи идут на слом,Появляются дневники,Писанные задним числом,В одном экземпляре, от руки.Тому, который их прочтет(То ли следователь, то ли потомок),Представляет квалифицированный отчетИнтеллигентный подонок.Поступки корректируются слегка.Мысли — очень серьезно.«Рано!» — бестрепетно пишет рука,Где следовало бы: «Поздно».Но мы просвечиваем портретРентгеновскими лучами,Смываем добавленную третьТомления и отчаяния.И остается пища: хлебНасущный, хотя не единый,И несколько недуховных потреб,Пачкающих седины.

«Надо, чтобы дети или звери…»

Надо, чтобы дети или звери,Чтоб солдаты или, скажем, бабыК вам питали полное доверьеИли полюбили вас хотя бы.Обмануть детей не очень просто,Баба тоже не пойдет за подлым,Лошадь сбросит на скаку прохвоста,А солдат поймет, где ложь, где подвиг.Ну, а вас, разумных и ученых, —О, высокомудрые мужчины, —Вас водили за нос, как девчонок,Как детей, вас за руку влачили.Нечего ходить с улыбкой гордойМногократно купленным за орден.Что там толковать про смысл, про разум,Многократно проданный за фразу.Я бывал в различных обстоятельствах,Но видна бессмертная душаЛишь в освобожденной от предательства,В слабенькой улыбке малыша.

СОН

Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза