Том 1. Стихотворения

В критике стихотворение было расценено как один из манифестов Есенина, трактовалось как антиурбанистическое, как защита деревни от наступающего на нее города. Одним из первых написал об этом А. К. Воронский: «У Есенина, — говорил он, — город — это “черная гибель” и “железный враг” родимых полей. Он уверен, что деревня в итоге пропадет от города, но еще намерен посчитаться и “отпробовать вражеской крови” и “пропеть песнь отмщения”, звучащую в его устах более как крик отчаяния» (Кр. новь, 1922, № 2, март-апрель, с. 272). Разделявший эту точку зрения П. С. Коган увидел в стихотворении «предсмертную ярость отчаяния» (Кр. новь, 1922, № 3, май-июнь, с. 256). И. А. Оксенов считал, что в стихотворении Есениным воплощена «трагедия старой деревни» и выделял его как «одно из сильнейших» в М. каб. (журн. «Звезда», Л., 1924, № 4, с. 332). С более широких позиций комментировал стихотворение Н. Светлов: «Отход поэзии от деревни, от сельских красот и сельской тишины, как известно, начался давно: с распадом дворянско-помещичьего быта. Мотив тоски о природе, тоски как следствия разрыва с нею не нов на фоне всеобщей урбанизации искусства. В устах Есенина, “последнего поэта деревни”, он интересен как отражение в искусстве распада уже не дворянской России, а крестьянства, подавляемого городом, уничтожаемого как класс. Распад этот патологичен. Гибель деревни и уход — куда? — в бродяжничество, в босячество, в хулиганство» (газ. «Русский голос», Харбин, 1924, 5 августа; цит. по газ. «Волжский комсомолец», Самара, 1991, 9 февраля). Во многих статьях стихотворение, естественно, анализировалось в единстве с «Сорокоустом». Это характерно для статей И. Н. Розанова, Ф. А. Жица, А. П. Селивановского и др.

О своеобразии стилистики стихотворения писала А. Н. Рашковская, отметившая, что в нем сочетаются «нежная грусть любовной лирики и острое, влекущее ощущение гибели» (журн. «Вестник знания», Л., 1925, № 13, 1 июля, стб. 888). На другую стилистическую особенность обратил внимание В. А. Красильников, отметив, что Есенин «ввел в законное стиховое употребление много неизвестных деревенских провинциализмов и часто они так остро поставлены (например, на рифме), что неосведомленному читателю просто хочется считать их словообразованиями поэта». В качестве иллюстрации он привел рифму выбель — гибель (ПиР, 1925, № 7, октябрь-ноябрь, с. 117).

Выбель — в словаре Даля: выцветающая гниль, плесень.

«Сторона ль ты моя, сторона!..»

Нак., 1922, 21 мая, № 46 (Лит. прил. № 4); Грж.; Ст. ск.; Кр. нива, 1923, № 41, 14 октября, с. 19; М. каб.; Ст₂₄.

Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).

Автограф — РГАЛИ, с пометой Г. А. Бениславской «Осень 1921 г.». Датируется по наб. экз., где помечено 1921 г.

Об одной из особенностей метрики Есенина на примере этого стихотворения писал В. А. Красильников. Он говорил, что Есенин прибегал преимущественно к традиционным литературным приемам и формам, но в их выборе и использовании был «суровым мастером». «Но самоограничивающийся суровый мастер оказался притом еще и великим мастером, большим поэтом. В пределах до конца данной формы он нашел неиспользованные вариации, зазвучавшие в стихах с необыкновенной силой. В качестве доказательства здесь достаточно сказать хотя бы только об употреблении цезуры, которая ставится в обычном (3-стопный анапест) метре Есенина обязательно. Но так как его цезура переменная — двигается в пределах первой и второй стопы, то строчки одного и того же анапеста интонационно совершенно различны (“Мир таинственный, // мир мой древний” и “Сторона ль // ты моя, сторона”). Так же разнообразно представлена в стихе поэта классическая рифма и звукопись» (ПиР, 1925, № 7, октябрь-ноябрь, с. 125).

«Не ругайтесь! Такое дело!..»

Журн. «Огонек», М., 1923, № 26, 23 сентября, с. 6; М. каб.; Ст₂₄.

Печатается по наб. экз. (вырезка из М. каб.).

Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1922 г.

Со строкой стихотворения «...в полях забулдыге ветер больше поет, чем кому...» (или с ее замыслом), возможно, связан заголовок раздела в Грж. — «Песни забулдыги». Хотя само стихотворение в этот сборник не вошло, оно, видимо, писалось в период его подготовки. Есенин нередко использовал в качестве заголовков циклов подобные фрагменты строк — «Вечер с метелкой», «Златое затишье», «Мреть», «Рябиновый костер» и т. п.