Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927

Но и здесь, среди криков города,
я дрожу твоей дрожью, волк,
и видна опененная морда
над раздольем Днепров и Волг.
цепенеет земля от края
и полярным кроется льдом,
и трава замирает сырая
при твоем дыханье седом,
хладнокровьем грозящие зимы
завевают уста в метель…
Как избегнуть – промчаться мимо
вековых ледяных сетей?
 Мы застыли
 у лица зим.
 Иней лют зал –
 лаз тюлений.
 Заморожен –
 нежу розу,
 безоружен –
 нежу роз зыбь,
 околдован:
 «На вот локон!»
 Скован, схован
 у висков он.
Эта песенка – синего Севера тень,
замирающий в сумраке перевертень,
но хотелось весне побороть в ней
безголосых зимы оборотней.
И, глядя на сияние Севера,
на дыхание мертвое света,
я опять в задышавшем напеве рад
раззвенеть, что еще не допето.

4

Глаза слепит от синих искр,
в ушах – полозьев зыбкий свист,
упрям упряжек поиск –
летит собачий поезд!..
Влеки, весна, меня, влеки
туда, где стынут гиляки,
где только тот в зимовья вхож,
кто в шерсти вывернутых кож,
где лед ломается, звеня,
где нет тебя и нет меня,
где все прошло и стало
блестящим сном кристалла!

1922

Чума

Какие умы
чумы не боятся?
И только мы –
кольцо удальцов –
в лицо чумы
смеем смеяться!
Ничто чума,
когда у жены
волосы страстью к старости крашены.
Ничто чума,
когда сожжены
глаза и в зеркале теплятся страшно…
Вчера – глядел:
китаец в схватках
вился, пеной пыль замесив.
А вечер рдел –
губная помадка, –
чесоткой звезд щекочась в небеси.
И я увидал:
косые глазища, –
зрачки почти, почти стекленя,
в моих последней надежды ищут,
последнего в мире видя меня.
Он смолк,
а зрачки я забрал с собою:
они помогут моим сиять,
когда – к последнему мира забою –
себя подведу, чтоб взорваться, – я.

1922

Совет ветров

1923

Как и всё –

Оксане Синяковой

В стоны стали

В стоны стали погруженным,
в шепот шкива, в свист ремня,
как мне кинуть по «Гужонам»
радость искрой из кремня?

Как мне выбить, вырвать, вызвать,

не успевши затвердеть,
из-за лязга, из-за визга
дрожь у тысячи сердец?

Ты о чем замолк, формовщик?

Выбей годы в звон листа!
За тебя теперь бормочет
закипающая сталь.

Тугоплавкого металла

зачерпни и пей до дна:
ведь и этой песни алой
влага горлу холодна.

Если горло стало горном,

день – расплавленным глотком,
надо выть огнеупорным,
мир тревожащим гудком.

Надо вызнать кранов скрежет,

протереть и приладнять
все, что треплет, кружит, режет
болью будущего дня.

Пусть же все колеса сразу

затрепещут, зазвенят –
сложат песню – к фразе фразу,
прокатив через меня!

1923

Гастев