Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927

Нынче утром певшее железо
сердце мне изрезало в куски,
оттого и мысли, может, лезут
на стены, на выступы тоски.

Нынче город молотами в ухо

мне вогнал распевов костыли,
черных лестниц, сумерек и кухонь
чад передо мною расстелив.

Ты в заре торжественной и трезвой,

разогнавшей тленья тень и сон,
хрипом этой песни не побрезгуй,
зарумянь ей серое лицо!

Я хочу тебя увидеть, Гастев,

длинным, свежим, звонким и стальным,
чтобы мне – при всех стихов богатстве
не хотелось верить остальным;

Чтоб стеклом прозрачных и спокойных

глаз своих разрезами в сажень
ты застиг бы вешний подоконник
(это на девятом этаже);

Чтобы ты зарокотал, как желоб

от бранчливых маевых дождей;
чтобы мне не слышать этих жалоб
с улиц, бьющих пылью в каждый день;

Чтобы ты сновал не снов основой

у машины в яростном плену;
чтоб ты шел, как в вихре лес сосновый,
землю с небом струнами стянув!..

Мы – мещане. Стоит ли стараться

из подвалов наших, из мансард
мукой бесконечных операций
нарезать эпоху на сердца?

Может быть, и не было бы пользы,

может, гром прошел бы полосой,
но смотри – весь мир свивает в кольца
немотой железных голосов.

И когда я забиваю в зори

этой песни рвущийся забой, –
нет, никто б не мог меня поссорить
с будущим, зовущим за собой!

И недаром этот я влачу гам

чугуна и свежий скрежет пил:
он везде к расплывшимся лачугам
наводненьем песен подступил.

Я тебя и никогда не видел,

только гул твой слышал на заре,
но я знаю: ты живешь – Овидий
горняков, шахтеров, слесарей!

Ты чего ж перед лицом врага стих?

Разве мы безмолвием больны?
Я хочу тебя услышать, Гастев,
больше, чем кого из остальных!

1922

Жар-птица в городе