Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927

Лета, летите,
зимы, неситесь,
бейся о берег,
злой Ненасытец!
Здесь по излукам,
здесь по порогам
плылось когда-то
в синь запорогам.
Чубы за ухо,
вусы за плечи,
рев ненасыти
крыть было нечем.
Разве что – песня,
разве что – удаль
тенью вставала
из гула и гуда!
Только и песню
волны топили
в зареве радуг,
в мареве пыли.
Дням отошедшим
не дано веры.
Мерят очками
синь инженеры:
как по обрывам,
как по стремнинам
грохот потока
свяжут ремни нам;
как,
рассчитавши
силу паденья,
в связи стальные
буйство оденем;
верткие нервы,
сумрачный бормот –
в легкие фермы,
в четкие формы.
Встанут на волны
хитрые лета,
прочной пятою
гидроэлектро.
Пряжу и уголь,
кожу и ситец
синим хребтом
поднимай, Ненасытец!
Было – потоком,
было – паденьем,
стало –
высоким
века
виденьем.

1927

Поэмы

Софрон на фронте

1

На селе Софрон Кренев
первый был политик.
Слово молвите при нем –
только распалите.

О штыке – с ним не толкуй,

и невзвидит свету:
«Мы, мол, мирного полку,
фронтов больше нету!
При крестьянстве при своем
мы без пуль – не плохи.
Все штыки перекуем
в бороны да в сохи!
Почитай-кась, что писал
наш Толстой-то Лева:
всем сияют небеса, –
верно слово в слово!
Речь моя, что ль, не верна,
будешь спорить с ней ли?
В поле больше, чем зерна,
сеяно шрапнели!»

Так себя разгорячив,

бросив шапку о пол,
наш Софрон, многоречив,
дыры в небе штопал.
Право, будто сам Толстой
ластил складно уши.
Даже бабы от холстов
прибегали слушать…

Возражал ему Степан –

из красноармейцев:
«Ну, а как же польский пан –
им шралнель-то сеется?
Поливает пулемет
в нашем огороде?
Поцелуемся – коль мед –
с ихнем благородием!
Вырастают, вишь, штыки
из земли у шляхты…
Как же быть нам все-таки
там на тех полях-то?
Значит, ешьте мясо вши,
фронты, мол, ослабли, –
склоним, распоясавшись,
головы под сабли?»

Но не слушался Софрон

дельных возражений,
затвердил: «Прикончен фронт,
больше нет сражений!»

На парией – до хрипоты

взлаивался цуцкой:
«Это вас, бодай коты,
напугал Пилсудский!
Это вам по той весне
потрепали шкуру,
вот и грезите во сне
вы теперь Петлюрой!»

Закраснелся тут Степан,

пулеметчик красный:
«Слушай, старый горлопан,
что кричишь напрасно?!
Чья бы правда ни была –
зря чтоб не браниться,
едем вместе из села
прямиком к границе.
Ставлю дом, коня и двор
против пары репок –
конь не встретим белых свор,
коли мир твой крепок».

Смех Софрона пронимал, –

дело все ж не к смеху,
и заклад он принимал:
«Ехать, мол, так ехать!»

2