Так жизнь ее текла; в чужих домахОна бывала редко; со слезамиЕзжала в гости, чувствовала страх,Когда с высокопарными речамиУездный франт в нафабренных усахК ней подходил бочком, кося глазами…Свой дом она любила, как сурокСвою нору — свой «home»
[5], свой уголок.
XXXIV
Андрей понравился соседям. ОнСидел у них довольно долго; и спорыПускался; словом, в духе был, умен,Любезен, весел… и хотя в узорыКанвы совсем, казалось, погруженБыл ум хозяйки, — медленные взорыЕе больших и любопытных глазНа нем остановились — и не раз.
XXXV
Меж тем настала ночь. Пришел АндрейИльич домой в большом недоуменье.Сквозь зубы напевал он: «Соловей
*Мой, соловей!» — и целый час в волненьеХодил один по комнате своей…Не много было складу в этом пенье —И пес его, весьма разумный скот,Глядел на барина, разиня рот.
XXXVI
Увы! всем людям, видно, сужденоУзнать, как говорится, «жизни бремя».Мы ничего пока не скажем… ПоПосмотрим, что-то нам откроет время?Когда на свет выходит лист — давноВ земле нагретой созревало семя…Тоскливая, мечтательная леньАндреем овладела в этот день.
XXXVII
С начала самого любовь должнаРасти неслышно, как во сне глубокомДитя растет… огласка ей вредна:Как юный гриб, открытый зорким оком,Замрет, завянет, пропадет она…Потом — ее вы можете с потокомСравнить, с огнем, и с лавой, и с грозой,И вообще со всякой чепухой.
XXXVIII
Но первый страх и трепет сердца, стукЕго внезапный, первое страданьеОтрадно-грустное, как первый звукПечальной песни, первое желанье,Когда в огне нежданных слез и мукС испугом просыпается сознаньеИ вся душа заражена тоской…Как это всё прекрасно, боже мой!
XXXIX
Андрей к соседям стал ходить. ОниЕго ласкали; малый был он смирный,Им по плечу; радушьем искониСлавяне славятся; к их жизни мирнойПривык он скоро сам; летели дни;Он рано приходил, глотал их жирныйОбед, пил жидкий чай, а вечерком,Пока супруг за ломберным столом
XL
Сражался, с ней сидел он по часам…И говорил охотно, с убежденьемИ даже с жаром. Часто был он самПроникнут добродушным удивленьем:Кто вдруг освободил его? речамДал звук и силу? Впрочем, «откровеньем»Она не величала тех речей…Язык новейший незнаком был ей,
XLI
Нет, — но при нем овладевало вдругЕе душой веселое вниманье…Андрей стал нужен ей, как добрый друг,Как брат… Он понимал ее мечтанье,Он разделять умел ее досугИ вызывать малейшее желанье…Она могла болтать, молчать при нем…Им было хорошо, тепло вдвоем.