И стал он тих и кроток, как дитяВ обновке: наслаждался без оглядки;Андрей себя не вопрошал, хотяВ нем изредка пугливые догадкиРождались… Он душил их, жил шутя.Так первые таинственные взятки,С стыдливостью соединив расчет,Чиновник бессознательно берет.
XLIII
Они гуляли много по лугамИ в роще (муж, кряхтя, тащился следом),Читали Пушкина по вечерам,Играли в шахматы перед обедом,Иль, волю дав лукавым языкам,Смеялись потихоньку над соседом…Иль иногда рассказывал АндрейО службе занимательной своей.
XLIV
Тогда, как струйки мелкие рекиУ камышей, на солнце, в неглубокихМестах, иль как те светлые кружкиВ тени густых дубов и лип широких,Когда затихнет ветер, а листкиЕдва трепещут на сучках высоких, —По тонким губкам Дуни молодойУлыбки пробегали чередой.
XLV
Они смеялись часто… Но потомВесьма грустить и горевать умелиИ в небо возноситься… Под окномОни тогда задумчиво сидели,Мечтали, жили, думали вдвоемИ молча содрогались и бледнели —И тихо воцарялся в их сердцахТак называемый «священный страх».
XLVI
Смешно глядеть на круглую луну;Смешно вздыхать — и часто, цепенеяОт холода, ночную тишину«Пить, жадно пить», блаженствуя, немея…Зевать и прозаическому снуПротивиться, затем, что с эмпиреяСлетают поэтические сны…Но кто ж не грешен с этой стороны?
XLVII
Да; много так погибло вечеровДля них; но то, что в них тогда звучало,То был любви невольный, первый зов…Но то, что сердце в небесах искало,Что выразить не находили слов, —Так близко, рядом, под боком дышало…Блаженство не в эфире… Впрочем, кровьЗаговорит, когда молчит любовь.
XLVIII
Проворно зреет запрещенный плод.Андрей стал грустен, молчалив и странен(Влюбленные — весьма смешной народ!),И смысл его речей бывал туманен…Известно: труден каждый переход.Наш бедный друг был прямо в сердце ранен…Она с ним часто ссорилась… ОнаБыла сама смертельно влюблена.
XLIX
Но мы сказать не смеем, сколько дней,Недель, годов, десятков лет волненьяТакие продолжаться в нем и в нейМогли бы, если б случай, — без сомненья,Первейший друг неопытных людей, —Не прекратил напрасного томленья…Однажды муж уехал, а женаОсталась дома, как всегда, одна.
L
Работу на колени уронив,Тихонько на груди скрестивши рукиИ голову немножко наклонив,Она сидит под обаяньем скуки.И взор ее спокоен и ленив,И на губах давно затихли звуки…А сердце — то расширится, то вновьЗадремлет… По щекам играет кровь.